кабинетах у начальства, каков в радости, в злобе, каков в трудностях. Утюмов! Лицо выражает одновременно строгость (в меру), деловитость, усталость и какое-то легкое беспокойство. Такое выражение — Лаптев отметил про себя — и у новоселовских специалистов и управляющих фермами. Даже улыбка и та у всех у них одинакова — редкая, короткая, неяркая, будто неожиданный луч солнышка в ненастье. Утюмов сказал Лаптеву:

— И умереть будет некогда, будь оно проклято! Просыпаюсь до света, а ложусь в полночь. Голова, как чугун, тяжелая. И все на ногах, все на ногах. Везде успей, за всеми угляди. Чуть прохлопал — ЧП. У нас тут такие работнички, я вам скажу... Как дети. Все им надо разжевать и в рот положить. За плечами техникум или институт, виски серебрятся, а они ждут команды. Без команды никуда.

Он исподлобья взглянул на Лаптева и вздохнул:

— Это только издали все кажется просто и ясно. «Отстаете», «нахлебники». Ну, положим, отстаем. Но хлеб даром не едим. Уж в этом нас никто обвинить не посмеет. Вы знаете, какая здесь земля? А?! Шестьдесят... если хотите абсолютной точности, — шестьдесят два процента всех земель в совхозе — солонцы. А о них ученые пишут...

Он достал из книжного шкафа том Малой Советской Энциклопедии и начал читать поучающе:

— «Возделываемые на солонцах культуры лишь во влажные годы приносят урожай.» Э-э... «Естественная степная растительность обычно состоит из малоурожайных растений». Вот так!

«Только один том энциклопедии держит в кабинете, — подумал Лаптев. — И бумажка-закладка сверху пожелтела, давненько сунута. Видать, каждому читает».

— В разные условия попадают люди. У меня дружок на Кубани. Тоже директор совхоза. В институте учился так... средненько, хуже меня. И вообще был ни рыба ни мясо. А сейчас рукой не достанешь. Передовик, герой. Поехал я к нему как-то... Посмотрели бы, какие там земли! И тепло, весь год тепло. А здесь все зима, из полушубка не вылезаешь.

Вздохнул, будто пудовую поклажу с плеч сбросил.

— Многое нам мешает, очень, многое. Город рядом... в двенадцати километрах. Бегут, особенно парни бегут туда. Готовы на частной квартирчонке жить, в общежитии, только бы в городе. Театр, сады. Танцульки, девочки, пивко, то, се... И еще... Почти на восемьдесят километров тянется земля совхозная, узкой полосой тянется. Как рог коровий, изогнута. Неудобная конфигурация.

Опять вздохнул:

— Все на себе тащу.

Последние слова он произнес вполголоса, равнодушно, привычно.

Утюмов запомнился сразу. Жаль человека. И не унизительной жалостью: упорный труженик, даже не совсем удачливый, всегда вызывает у людей сочувствие.

На улице подвывала метель, было как-то одиноко и неприятно, и Лаптев облегченно вздохнул, переступив порог теплой конторы. Узкий, ярко освещенный коридор был пропитан свежим табачным дымом.

«Хоть колун вешай», — Иван Ефимович недовольно поморщился.

А ведь когда-то был заядлым курильщиком. Уходя на работу, брал две пачки папирос и коробку спичек, отчего карманы оттопыривались. До сих пор живо помнится ему противно-горьковатый привкус табака во рту. После того как решил бросить курить, недели две мучился — руки так и тянулись к папиросе. А теперь, спустя почти десять лет, табачный дым был неприятен ему.

Из кабинета директора доносились раздраженные грубоватые мужские голоса, слов не разберешь, а ясно, что люди чем-то недовольны. Лаптев подметил: в совхозе вообще говорят грубовато. Громче всех — басок главного агронома Евгения Павловича Птицына, местного старожила, о котором директор вчера сказал: «Этот семь раз отмерит, один раз отрежет. Бывалый. Каждую собаку в деревне знает». И хотя фразы эти ничего толком не говорили, Лаптев понял, что Птицын — авторитетный в совхозе человек. Был он маленького роста, толстый и прямой, как афишная тумба.

— Здорово, Михайло! — это кричал в телефонную трубку краснощекий парень, сидевший в приемной директора. — Неужели не узнал? Да чё ты, едрит твою?! Саночкин, Митька Саночкин из Новоселова. Шофер. Ну! То-то и оно!

Саночкин прямо-таки закатывался от хохота, пошатываясь, как пьяный, и размахивая свободной левой рукой.

— Мясо, говорю, хочу привезти. Мясо надо продать. Да чё ты, едрит твою, я тебя вон как слышу. Ха-ха-ха!

Просторный, в шесть окон, директорский кабинет забит народом. Кто в пальто, кто в костюме, двое в телогрейках. Многие в шапках, хотя в кабинете тепло, даже жарко.

«Налицо весь командный состав совхоза, — подумал Иван Ефимович. — Собрались на утреннюю планерку. А управляющие фермами и специалисты на фермах у телефонов дежурят. Ждут и. о. директора, главного зоотехника товарища Лаптева. А оный товарищ изволит запаздывать, с первого же дня показывая, как и положено чинуше, что он не просто зоотехник, не просто «главный», а лицо самое наипервейшее. Видимо, так вот они и думают обо мне».

Почти все курили; клубы дыма медленно тянулись к потолку и еще более медленно растекались по нему.

На столе, под носом у Птицына, телефонный аппарат, главный агроном кричит в телефонную трубку:

— Тут чисто психологический фактор... Лишь постоянное напоминание о деле и постоянный контроль со стороны управляющего фермой заставят людей трудиться с полной отдачей. А если свинарка предоставлена сама себе, если она знает, что никто от нее ничего не потребует, можно сделать так, а можно и этак, будьте уверены — проку не будет. Так у вас и получается. Поросята болеют и дохнут. В свинарниках, как в поле, ветер гуляет. Оторвется доска, и неделю никто не удосужится прибить ее. Вы обязаны ежедневно, если хотите, ежечасно быть возле свинарок, все видеть, все знать и направлять дело. Давайте продуманное, конкретное и твердое задание на день. Каждому человеку! И пусть каждый отчитывается о проделанной работе. Вот тогда будет толк, тогда можно рассчитывать на успех. Ну-ну, знаете, ваши утверждения не соответствуют действительности. Планерки вы проводите формально. Да, да, фор-маль-но! Поговорил десять — двадцать минут — и конец. Проверка же исполнения не организована. А в этом-то вся суть: дать задание и проверить, точно ли выполнено. У вас не свиноводческий трест, а ферма — самое низовое звено, и нечего разводить бюрократию и канцелярщину. Идите на производство, идите к рабочим. Советую вам посмотреть, как организует дело ваш сосед Вьюшков. Съездите к нему в Травное. Вы говорите не то, не то! У Вьюшкова показатели отнюдь не хуже ваших. А порядка в десять раз больше. Вьюшков по-настоящему болеет за дело. Да, и у него на ферме еще много неполадок, мы знаем. И сам Вьюшков видит их. Давайте говорить честно. Вьюшков, не в пример некоторым другим, полностью отдается работе, по-настоящему болеет за дело. Вот так, дорогой