улыбки, а Кунцов мешковато обвис за своим столом.

Голос Вильсона сделался ласковым, он смотрел на каждого веселыми глазами и говорил:

— Понимаю, что может сорваться программа. Но, товарищи, это дело ваших людей, вашей чести, вашей звезды, наконец! Переустройство главнее — его требует завод!

— Четвертая лава! — выскочил Фролов. — Вот непременное условие!

Кунцов поднялся. Щеки его тряслись, по лицу проступили пятна.

— Я закрыл четвертую лаву, — глухо заговорил он, — я хочу удержать от беды и протестую против предложения Фролова!

В глазах его показалась и ненависть, и мольба.

— Михал Михалыч, — попробовал помирить их Вильсон, — мы ценим ваши советы. Но давайте проверим! Единственный выход в четвертой лаве. Создадимте комиссию из вас, из Фролова и шахтного геолога. Пусть примет участие Роговицкий, старый горняк. Все осмотрите и завтра скажите последнее слово!

— Геолога! — вспыхнул Звягин. — Я увижу Марину!

Разведка, где работали геологи, находилась вне шахт и высылала своих консультантов по надобности.

Звягин опять позабыл об угрозе последних дней и пожалел, что не входит в комиссию.

Совещание кончилось.

— В добрый час! — сказал Вильсон, вставая, — послезавтра начнем! — и ободрил омрачившегося Кунцова. — Вам нехватало проходчика, инженера — вот он, — и указал на Звягина.

Звягин почесал затылок и подумал, что совершенно не выдержал своей роли.

* * *

Удрученный и сгорбленный, вошел Кунцов в квершлаг.

Это была подземная галлерея, более километра длиной. Она начиналась от устья штольни и внедрилась в гору, поперек просекая угольные пласты. Редкие желтые лампочки уходили в черную даль, под ногами хлюпала лужа и тускло блестели рельсы откаточных путей.

Кунцов горбился, точно вся тяжесть прожитых сорока пяти лет нажала сейчас на его плечи.

— Реконструкция! — говорил он сквозь зубы и от этого слова делалось холодно. Вот уж полгода, как с разных сторон и на разные манеры звучало оно. Угрожало опасными осложнениями на его дороге.

Путь же Кунцова был прост — сделаться главным инженером Центральной штольни.

Этого он добивался упорно, не даром настойчивость унаследовал от отца — фартового приискателя. Горное дело и шахты с детства были знакомы Кунцову и он их любил. Но ревниво оценивая каждого человека, не метил ли тот на его облюбованное место, не замышлял ли стать поперек дороги. Поэтому с товарищами по работе он держался на расстоянии.

Инженерством своим Кунцов гордился. Оно целиком заполняло жизнь, а все, что лежало за рамками производства, было ему чужим и неинтересным.

Социализм ему представлялся туманно. Чем-то вроде звездного расстояния, исчисляемого световыми годами. Принимал его, как непостижимый факт. Но Кузбасс с новыми шахтами, грандиозным заводом и все более укреплявшейся, сложной и сытной жизнью ценил конкретно.

Но и тут лишь отдельные элементы строительства была ему доступны. Гигантский скип на шахте, даже блюминг завода — их он технически постигал. От каких же причин выросло целое на пустом, исторически не освоенном месте, этого не старался понять.

Больше всего его беспокоили люди. Они постоянно мешались в дела и на каждом шагу угрожали опередить. Предлог был железный — социалистическое соревнование. В Кунцове оно будило тревогу за служебное положение, а порой представлялось подвохом, направленным лично против него.

Он защищался своим инженерством, суммой опыта и знаний. Но очень боялся того, чего не имел — дерзкого пыла убежденности и таланта.

В пламени их сгорали заученные цифры, правила и порядки, потрясались каноны самого инженерного искусства.

Строить бок-о-бок с людьми, обладавшими этим оружием, было очень невыгодно. Чем сложней предлагалось строительство, тем острей становилась невыгода. Поэтому предстоящая реконструкция испугала Кунцова и он всячески старался ее оттянуть.

Были к этому и особые причины.

Правду сказал Вильсон — штольня ценила советы Кунцова. Но тут замешалось одно необычное обстоятельство.

Кунцов два года работал на руднике. Другие тяготились отдаленностью Березовки и ее глушью. Она была самой юной, только еще возникавшей точкой Кузбасса. Но Кунцов мирился. Хозяйство штольни было несложно. Энтузиазм шахтеров велик и нужно было немногое, чтобы удержать программу, завоевавшую для штольни звезду.

Кунцов сознательно выбрал Березовку. Здесь, в ее захолустьи, легче было продвинуться. В первое время он и действительно оказался выше других, развитей и образованней.

К удивлению многих он взялся за книги и расспросы. Даже рылся в рудничных, никого не интересовавших тогда архивах.

Старики подшучивали над солидным инженерам, державшим себя как студент, а молодежи это нравилось.

В один осенний вечер Кунцов вернулся в свою холостую квартиру необыкновенно взволнованный. Заперся в кабинете и долго сидел над старым чертежом.

Уголь Березовки был известен давно. Еще капиталистическая компания, почуявшая значение Кузбасса, метила на него и несколько лет вела разведку. От документов этой работы уцелели только листки и вот в растрепанной груде отыскался разведочный план того самого места, где стояла сейчас Центральная штольня!

Внимательно просмотрев, Кунцов оборвал заголовок, называющий документ, и сказал, усмехнувшись:

— Доброму вору все впору!

А два указания плана запомнил твердо. Вскоре одно оказало большую услугу всем — и Кунцову, и штольне.

В лаве пропал угольный пласт. Шел спокойно и ровно и вдруг оборвался, сменившись пустой породой. В горном деле такие обрывы — не редкость. Они вызываются геологическими нарушениями в толщах торы. Нарушения разрывают и перемещают пласты угля и обычно в самые напряженные моменты прячут полезные ископаемые.

Так и случилось. Каждая тонна угля была на счету и внезапно вышла из строя целая лава! Управляющий штольней схватился за голову.

— Где искать? Минуты бегут!

Советская разведка Березовки только еще налаживалась.

Вот тогда Михаил Михайлович Кунцов и вспомнил о старом плане. И сыграл большую игру.

— Пустяки! — заявил он, осматривая аварийное место, — гоните сюда просечку!

На него — не геолога и не разведчика — посмотрели с недоверием. Он упрямо переломил его и заставил работать.

— У меня чутье! — приговаривал Кунцов, смеясь и потирая ладони.

Просечка пошла и врезалась прямо в потерянный пласт именно там, где наметил Кунцов, а точнее сказать — старый разведочный план.

Тогда же Марина