ревкома. Торговец. Татарин. Две жены у него.

— Наше селение разный народ — татары, кумыки, чеченцы, кабардинцы… Ничего, живем мирно…

— Постойте, но как же сюда кабардинцы попали?

— Не знай, селение наше старое, по-нашему называется Бора-хан. Много лет назад из Крыма вышел Бора-хан и сделал здесь свое селение. Тогда не было здесь чеченцев, не было казаков. Наше селение было. Я хорошо не знаю, старики есть — рассказывают…

Гостеприимный хозяин разложил подушки по коврам, долго угощал кухонными изделиями своих жен…

На утро он посоветовал пройти к самому старому жителю, расспросить его, что интересно…

Курез Абдурахманов — кабардинец. По его собственным исчислениям ему 106 лет…

— Давно, давно алты изгиль (шестьсот лет) назад, еще не было великого хана Мамая, вышел из Крыма Бора-хан и Керим-хан. Здесь у горного хребта, где сливаются Сунжа и Терек, поставили селение, а другое на берегах Сулака. От Бора-хана и селение назвалось и Бора-хан арак (гора). Кругом были леса, земли вольные, безлюдные, а на случай налетов две реки и горы Бора-хан защищали селение. Потом оттуда, с гор стали спускаться чеченцы. Имамы чеченские хотели покорить Бора-хан. Были бои. Умар-хаджи, Кази-Магома, имам Шамиль — все хотели взять Бора-хан.

Последний раз был в Бора-хан кади Дудыр-хан. Он собрал для Шамиля дань, но ему не передал. Опять пошел Шамиль на Бора-хан. Был большой бой, в нем убит Дудыр-хан, а Шамиль так и не взял Бора-хан. Потом пришли русские, и Бора-хан перешел под их покровительство…

Сидит Курез на ковре, поджав ноги. С голого коричневого черепа крупные капли пота сползают на сморщенное лицо. Гноящиеся, серо-тусклые глаза не видят. Мухи ползают по омертвевшим векам, присасываются к гною, не видят, не чувствуют омертвевшие глаза. Когда говорит, натужно пытается восстановить в помутневшей памяти сказания дедов, виденные и пережитые события.

— Жалуется, — говорит переводчик, — память стала слаба, забывает, что и как было…

Когда мы уходили, Курез встал, пожал нам руки и пошел в мечеть.

— Видишь, пошел, — смеется переводчик, — и говорит еще, что если бы не ослеп, то он совсем бы себя хорошо чувствовал…

Я долго смотрел, как столетие с хвостиком, слепо тыкая впереди себя палкой, тихо брело к острому, тонкому шпилю мечети…

В пыли веков.

Сел. Брагуны, 8-го июля.

Это был пожелтевший лист бумаги, сложенный пополам. От долгого лежания бумага на перегибе потемнела, надломилась.

Старик, пожелтевший и надломившийся, боязливо передал этот лист бумаги, исписанный с внутренней стороны мелким арабским бисером. Об этой бумаге мне говорили, как о летописи чеченского рода — Гендригойского. Родовая запись, прошедшая через тысячелетие. С большим усилием, с уговорами, подходами, с мобилизацией сельского председателя удалось вытянуть бумагу для перевода. Вызвали сельского кади, переполненного самодовольством, важностью собственной персоны — никто, кроме него, во всем ауле не прочтет этой летописи.

Тяжел и неуклюж перевод на русский язык с цветистого, образного арабского:

«Гендригойцам оставляю свои записи о далеком прошлом, о начале нашего рода. Моим братьям Муцапхан, Хата, Альва — о далеком прошлом, о начале нашего рода. Извещаю вас, что род наш пошел из города Шеми, что лежит отсюда на юг в Ассирии. Градоначальником Шеми был богатый и могущественный человек по имени Ахмат-хан. Владел Ахмат-хан многими землями, было много людей ему подвластных. Лучшие женщины города были в его гареме. Но красой и гордостью его были три сына: старший — Шамхан, средний — Сеид Али и третий — Абас. Прослышали сыновья о великих и богатых горах на севере, о горах Дагестанских. Задумали братья итти к этим горам, разведать, сколько верно говорят о горах Дагестанских. С тяжелой скорбью отпустил Ахмат-хан своих сыновей в далекое и неизвестное путешествие. Со многими людьми, с семьями своими выехали братья на север. Несколько лет шли братья — прошли от моря и до моря, шли по берегу моря и вышли за горы Дагестанские в неизвестную, незаселенную страну. И увидели братья, что богат и красив этот край: многочисленные реки текли с гор, в реках рыб можно ловить руками, — богатые, полные всякого зверя нетронутые леса. Из скал били горячие источники, которые исцеляли от всяких болезней, сочилась нефть, которая вспыхивает от искры кремня.

…И основали братья селение Махкеты, что значит „пришедшие к желаемой земле“. 10 лет прожили братья в селении Махкеты. И во всех их делах было благополучие. Род их увеличивался и стало братьям тесно жить в одном селении. И решили они искать другое место, удобное для поселения, для посевов и скотоводства. И нашли они большую реку, на которой один из братьев, Сеид-Али, основал селение, и назвал реку и селение по имени сына своего — Аргун. Третий брат Абас, после долгого исследования местности, основал селение Нашхай, в верховьях реки Аргуна. Нашхай — страна, откуда вышли гендригойцы.

Старший брат, Шамхан, владел селением Махкеты. После основания этих трех селений было основано еще одно Гордали, по имени сына Шамхана. Кроме этих четырех селений, больше никого в те времена в Северном Дагестане не было.

Основав эти селения и укрепив свой род в богатой стране, ими открытой, братья известили своих родственников в городе Шеми, и с того времени стали переселяться и другие роды племени Нохча (чеченцы).

Записываю это в году 430-м от появления Магомета».

Перевод закончен, и старик торопливо забрал от муллы летопись своих отцов, старательно завернул в обрывок газеты. И только тогда в его глазах исчезла тревога за обрывок записанных дедовских преданий.

У братских могил.

Крепость Ведено, 11-го июля.

Там, где дорога выбегает из ущелья на круглую и ровную возвышенность и опять исчезает в щель меж гор, стоят серые, облупленные стены, поросшие мохом и травой — крепость Ведено.

Дорога эта — вторая по благоустройству после Военно-Грузинской и названа царской (патча-ха-ни'г). Ровной светлой лентой бежала она от Грозного по плоскости, по горным ущельям, через перевалы, через пропасти Дагестана к Темир-хан-Шуре.

Обваливается, осыпается теперь дорога, — сорваны мосты, серыми обломками торчат стены сторожевых будок. Надрываются лошади на разрушенной дороге. А когда брызнут в горах дожди, мутно разливается река, заливает дорогу. 1 мая красноармейские подарки и снаряжение были выброшены из фургона и проглочены разлившейся бурной речкой Эрджа-акх — Черная речка.

Облупленные, надтреснутые стены — когда-то грозная неприступная крепость Ведено.

В крепости, у обрыва в ущелье