Подвиг, 1983 № 23 (альманах)

© Издательство «Молодая гвардия», 1983 г.

Сергей ОРЛОВ

Сергей Сергеевич Орлов, автор хрестоматийных уже строк: «Его зарыли в шар земной, а был он лишь солдат…», родился в 1921 году на Вологодчине. Рано начал писать стихи. На войну ушел со студенческой скамьи, дважды горел в танке, был ранен: осколок пробил комсомольский билет и медаль «За оборону Ленинграда», хранившиеся в кармане гимнастерки.

Стихи безвременно ушедшего поэта, взятые из его фронтовых блокнотов, и проза, с которыми мы знакомим сегодня читателей, обращены к молодежи.

Мир принадлежит молодым

В Ленинграде отцветают тополя, в воздухе летает белый пух, поднимаясь выше крыш города. По ночам на улицах не зажигается электричество, потому что светло и без него. Над Невой и Финским заливом стоят белые ночи. От зари и до зари по проспектам и набережным, взявшись за руки, в обнимку, веселыми стайками гуляют молодые парни и девушки. Кажется, что в городе только одна молодежь!

Так оно и есть: Ленинград белых ночей — это город молодых. Они его хозяева. Хозяева сверкающих теплоходов, отходящих от голубых дебаркадеров на всю ночь в залив, хозяева проспектов без машин и автобусов, так похожих на дворцовые залы, хозяева ветра, пахнущего лесами и морем, хозяева гигантских портовых кранов, впечатанных в закат четкими линиями стали. Впрочем, я неточен в своих заключениях, ограничивая владения молодежи безлунным блеском белой ночи. И на заре, и под жарким солнцем полдня мир принадлежит молодым.

Когда я был восемнадцатилетним, мне казалось, что он принадлежит людям немолодым: ведь всюду их было больше, чем моих сверстников. Став старше, я говорю иное: мир принадлежит молодым, стоит только выйти на улицу, чтобы убедиться в этом: молодых на свете куда больше, чем нас, сорокалетних. Но, очевидно, те, которым сейчас по восемнадцать, думают так же, как и я в юности. Не собираюсь их разубеждать хотя бы потому, что не считаю себя пожилым.

Мы в своей юности завидовали нашим отцам. Их юность, осененная красным знаменем, летела по фронтам гражданской войны с клинком наголо, и плечи чапаевской бурки закрывали перед нами окоем. Казалось, все героическое, что можно сделать во имя революции, уже сделано отцами, а на нашу долю уже ничего не осталось. Еще бы — отцы завоевали Советскую власть, зажгли домны Сибири и Урала, построили у океана город, назвав его именем своей юности, покорили Северный полюс, и знаки новой романтики нам трудно было увидеть на чистом небе широко распахнутых горизонтов.

После войны молодежь завидовала уже нашей юности. Понемногу отстраивались сожженные города и села — и все героическое, казалось, снова осталось позади. Сейчас парни и девушки, наверное, считают, что романтика была только у первых покорителей целины. Так, наверно, будет всегда. И ничего плохого я в этом не вижу. Просто молодость примеривает свое плечо к плечу, соответствующему своему, но которое с честью сумело вынести трудности времени и тяжесть подвига. Просто пламя, зажженное в крови первых комсомольцев на ветру Октябрьской революции, бушует, не стихая, в их крови на ветру истории…

На что способны эти обыкновенные молодые люди, показал всему миру случай. Ураган, пронесшийся у Курильских островов, не выбирал парней покрепче и познаменитей для того, чтобы проверить крепость их духа и физические силы. Сдается мне, что у стихии были совсем иные планы, если предположить, что ураганы имеют их. Эти четыре парня предстали перед людьми Земли богатырями из народных сказок. Нам, побывавшим на войне, они показались страшно знакомыми ребятами — однополчанами. Все мы помним фотографии четырех героев. На одной из них они были сняты в штатских костюмах. Глядя на этот снимок, я поймал себя на мысли, что эти костюмы идут им больше, чем гимнастерки. Они им очень к лицу.

Наше правительство поставило себе главной задачей и целью добиться всеобщего разоружения. Парней всего мира мы хотим видеть без касок и кованых сапог. Слишком много на земле молодых людей никогда не наденут галстуки и пиджаки. Многим моим друзьям по танковой молодости не довелось это сделать.

Гвардии старший лейтенант Леонид Чайка и гвардии техник-лейтенант Сергей Белокрылов служили в нашем полку в одном экипаже. Обоим было по двадцать лет, но Белокрылов был подчиненным Чайки. Разные по характеру, они все же стали очень большими друзьями. Чайка, быстрый, подвижный, большеглазый, не любил технику и мечтал после войны стать художником. Белокрылов, спокойный, медлительный блондин, обожал технику. В свободное время он всегда копался в машине, что-то регулировал, подтягивал. Инструмент он называл штуковинами, штукенциями и еще разными словечками, произнося их каждое по-особому, но члены экипажа знали, какой именно ключ надо подать механику, когда он кричал: «Дай мне штуковину!»

Иногда друзья ссорились, и Чайка, решая применить свою власть командира, говорил официальным голосом: «Товарищ Сережа!» …Мы любили смотреть на их ссоры, доставлявшие нам немало веселых минут, тем более что очень скоро все между друзьями шло по-прежнему.

Чайка нарисовал только одну картину: на башне КВ, распластав крылья, парила морская птица, от которой он и его предки и получили свою фамилию.

Белокрылов своего слова в технике не сказал. Они оба сгорели в бою под Медведем на новгородской земле.

Я не знаю, каким художником стал бы Чайка, если бы остался жив, что изобрел бы для людей Сережа Белокрылов. Этого не знает никто. А сколько будущих Пушкиных, Гоголей, Ломоносовых, Циолковских погибло на полях сражений?! Молодость отдавала на войне не только жизни, а даже больше, чем жизни, если есть что-нибудь больше жизни. Она отдавала бессмертие, будущее.

Мы часто называем свою молодежь особой в тех случаях, когда сравниваем ее с молодежью на Западе. Я не считаю нашу молодежь особой. Она не особая, а такая, какой должна быть вся молодежь. Особы условия, в которых развивается наша молодежь.

Капиталистический мир отравляет ядом индивидуализма, наживы молодые души. Его искусство твердит о темных силах, которые заложены в человеке от природы, о непреодолимых звериных инстинктах, которые передаются в кровь с молоком матери.

Мы же убеждены в ином: человек рождается с жаждой счастья и творчества, нужно только создать условия для него, то есть построить общество, основанное на иных принципах, в корне отличных от принципов капиталистического «рая», где