им так велел сделать, а тем, кто не вернулся, предстоит Божий суд, после которого каждый по своим грехам и заслугам попадает в небесной стране туда, куда положено ему Богом, где он и живет все оставшееся время. А еще говорят, когда ты подумаешь, что хочешь кого-то увидеть, то в этот же момент этот человек предстает перед твоими глазами. Не важно, умер ли он раньше или все еще живет на земле. Так что, жена моя любимая, я всегда буду наблюдать за вами. Конечно, ты не сможешь расслышать моих слов, но я всегда буду слушать, о чем ты разговариваешь с детьми.

И еще, пожалуйста, милая моя жена, поверь, что Бог существует! И все твои муки и страдания Бог видит и знает, а когда ты поднимешься в эту небесную страну, он даст в награду тебе великие дары своего благоволения и благословления. Нет никакого сомнения, что я, ты и наши дети снова встретимся и будем жить все вместе. И я счастлив, что перед смертью узнал этот непреложный факт. И ты тоже не шибко печалься и грусти! В это Рождество в качестве подарка я хочу, чтобы ты тоже осознала эту великую истину…»

Не дочитав до конца письмо, Джоне бросилась в комнату детей, включила свет и спросила, чуть ли не крича:

— Кто принес это письмо?

Старшая дочка, высунув из-под одеяла лицо со следами высохших слез, ответила:

— Я. Папа, когда был в больнице, попросил меня передать это тебе на Рождество.

— Не плачь! Папа и сейчас здесь вместе с нами. И все слышит, что мы говорим.

Джоне возвела глаза к потолку. И впервые, испытывая чувство неподдельного счастья, она взглянула на мужа глазами, полными слез, и с улыбкой на лице.

СЦЕНКА ИЗ НОЧНОЙ ЖИЗНИ

Дин-дон.

Дребезжание дверного звонка нарушило тишину, и его отзвуки, словно круги на воде от брошенного камня, разошлись по квартире, проникнув во все углы. Прозвучав один раз, звонок замолчал, и все вокруг вновь поглотила тишина.

Кто бы это мог быть в такое время? Уже перевалило далеко за полночь — часы указывали двенадцать пятьдесят пять. Жена с детьми уже давно спали в дальней комнате, а он, сидя в гостиной на диване, пролистывал ежемесячный журнал с обзором последних событий. Среди ночи и телефонный-то звонок звучал бы жутковато, а тут в час ночи кто-то звонит в дверь с явной просьбой открыть ее… Его нервы напряглись до предела в нехорошем предчувствии, по спине забегали мурашки. Вдруг представилось, что избитый до полусмерти человек из последних сил дополз до порога его дома и, нажав кнопку звонка, замер на земле.

— Кто там? — приблизившись к двери, спросил он приглушенно, но достаточно громко, чтобы тот, кто снаружи, мог расслышать его.

— Это я… — едва слышно, словно из шины выпустили воздух, отозвался из-за двери охрипший женский голос.

— Кто — вы? — спросил он чуть громче, чтобы понять, кто это.

— Это я, мать Гису. Из дома Ли Сонджина, что напротив.

— A-а… Подождите, пожалуйста…

— Я извиняюсь… Увидела, что у вас горит свет…

— Да-да, ничего… минутку.

Было как-то неудобно выйти к женщине в пижаме. Более того, мать Гису — гостья жены, и ему следовало ту разбудить, чтобы она разобралась, в чем дело. Коли человек пришел в столь поздний час с осипшим донельзя голосом, ясно, что случилась какая-то беда. Мне доводилось слышать, что в этой семье супружеские ссоры были довольно частым явлением. Отец семейства, Ли Сонджин, занимал должность директора в акционерном обществе, связанном с текстильной промышленностью. С мужской точки зрения он выглядел достаточно представительным и в то же самое время скромным и непритязательным человеком. Однако в глазах жены это был человек с тяжелым характером, слишком увлекающийся азартными играми и отличающийся обостренным чувством ревности.

По сравнению с супругами, возраст которых перевалил за тридцатипятилетний рубеж, с их характерными мелкими стычками по разным поводам, в семье Ли Сонджина выяснения отношений были чересчур масштабными, да и то, что происходили эти ссоры очень часто, давало повод для размышлений. Всякий раз во время семейных неурядиц слово «развод» не сходило у них с языка, несмотря на двоих ребятишек, старший из которых ходил в начальную школу, а второй — в детский садик.

Первопричиной болезненной ревности Ли Сонджина был тот факт, что встретились они впервые в увеселительном заведении. Провалив вступительный экзамен в институт, будущая мать Гису готовилась к повторному поступлению и на это время вместе с подружками втайне от родителей устроилась официанткой в пивной бар: наполовину — из любопытства, наполовину — из желания проявить дух независимости. И в первый же день она умудрилась познакомиться с господином Ли Сонджином, пришедшим в бар в качестве посетителя. Он заявил, что бар — неподходящее место для удовлетворения любопытства молоденьких девушек, настоял, чтобы она ушла оттуда, и бережно опекал ее целых два года, после чего они поженились.

Он прекрасно знал, что жена его была чиста и непорочна, однако с годами все чаще донимал ее беспочвенными подозрениями, обвиняя в ветрености только из-за того, что встретились они в пивной. Ситуация доходила до абсурда, когда жена периодически должна была отчитываться перед ним о времени своего прихода-ухода на рынок за покупками.

Вспомнив эти досужие сплетни, я понял, что и сегодня ночью у них произошла очередная серьезная стычка. Из дома-то горемычная женщина выскочить выскочила, а поняв, что податься некуда, и увидев свет в окне дома напротив, она решила, что там еще не спят, поэтому с осторожностью позвонила в надежде найти укрытие и защиту у соседки, а заодно и поплакаться о своей несчастной доле.

Он зашел в спальню и растолкал жену.

— Послушай! Там мать Гису пришла. Та, что из дома господина Ли Сонджина. Видно, с мужем повздорили, вот и решила у нас пересидеть.

— А времени-то сейчас сколько?

— Час ночи…

— Вот сумасшедшая!

Накинув на себя одежду, она вышла за порог и почти сразу вернулась. Он же, пока ее не было, сидел в темноте спальни и ожидал, что жена приведет соседку в свободную комнату.

— Как же быть? У нас и постелить-то нечего…

— Ушла она.

— Ушла?

— Отправила я ее восвояси. Тоже мне, вздумала среди ночи по чужим домам шастать! Пусть в гостиницу идет, а еще лучше — на улице до костей промерзает… Ни стыда, ни гордости… вот и терпит от мужа эти издевательства! Видно, поколотил ее — все лицо в кровоподтеках… Я ей так и сказала: «Возвращайся откуда пришла, и пусть продолжает тебя колотить до смерти…»

Проговорив это, жена легла на кровать и, укрывшись с головой одеялом, горько заплакала, вздрагивая плечами.

Немного погодя он осторожно