- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (20) »
Избранные стихотворения и поэмы (1959–2008)
«Класть ли шпалы, копать ли землю…»
* * *
Класть ли шпалы, копать ли землю хоть несладко, да не впервые. Вот и выдалось воскресенье, о плечистая дева Мария.В рельсы вмерз аккуратный домик в стороне от транзитных линий. Хлопнешь дверью – как на ладони водокачка да острый иней.
В полушубке, сидящем косо, в черных чесанках, сбитых набок, покрасневшая от мороза, волочишь ты мужичий навык.
Ты приходишь в пару из стужи, в белом облаке довоенном вот он, дом: ни отца, ни мужа, только снимки – в упор – по стенам.
В жадном взгляде, в святом упрямстве, в складках рта, где легла забота – и нелегкое постоянство, и неженская та работа.
По привычке хоть что‑то делать и пошила, и постирала. Вот и нечего больше делать. Постелила… Постояла…
Руку вытянешь – никого там. Закричала бы что есть мочи! …Бьет прожектор по синим стеклам. Мелко вздрагивает вагончик.
Притерпелось – и не изменишь, под соседний стук засыпаешь и куда‑то все едешь, едешь, а куда – и сама не знаешь. 1959
«Капуста в Павловском посаде…»
* * *
Капуста в Павловом Посаде. Капуста! – и бело в глазах: на взбеленившемся базаре, и на весах, и на возах.Чуть свет затопит мама печку, и рукава я засучу, да наточу на камне сечку, да сечкой в ящик застучу.
Как никогда легко и ясно, как будто в первый раз люблю: чисто-чисто, часто-часто, мелко-мелко изрублю.
О, та капуста из раймага того гляди сведет с ума: бела как белая бумага, бела как ранняя зима.
Уходит боль... Не оттого ли стоишь как вкопанный в дверях: горят, горят огнем мозоли, стучат, стучат во всех дворах.
Под утро иней ляжет густо на крыши, взбудоражит сны. Скрипит, скрипит, как снег, капуста, и снег скрипит, как кочаны... 1960
Попугай
Мой удел невелик. Полагаю, мне не слышать медовых речей. Лучше я заведу попугая, благо стоит он тридцать рублей.Обучу его разным наукам. Научу его всяким словам. На правах человека и друга из него человека создам.
Корабли от Земли улетают. Но вселенская бездна мертва, если здесь, на Земле, не хватает дорогого для нас существа.
Друг предаст, а невеста разлюбит, отойдет торжествующий враг, и тогда среди ночи разбудит вдохновенное слово: – Дур-рак!
Что ж, сердись, если можешь сердиться, да грошовой едой попрекай. Бог ты мой, да ведь это же птица, одержимая тварь – попугай!
Близоруко взгляну и увижу: это он, заведенный с утра, подарил мне горячую крышу и четыре холодных угла.
Так кричи над разбуженным бытом, постигай доброту по складам. Я тебя, дуралея, не выдам. Я тебя, дурака, не продам. 1961
Дельвиг
Из трубки я выдул сгоревший табак, Вздохнул и на брови надвинул колпак. А. Дельвиг В табачном дыму, в полуночной тоске сидит он с погасшею трубкой в руке.Смиренный пропойца, набитый байбак, сидит, выдувая сгоревший табак.
Прекрасное время – ни дел, ни забот, петух, слава Богу, еще не клюет.
Друзья? Им пока не пришел еще срок – трястись по ухабам казенных дорог.
Любовь? Ей пока не гремел бубенец, с поминок супруга – опять под венец.
Век минет, и даром его не труди, ведь страшно подумать, что ждет впереди.
И честь вымирает, как парусный флот, и рыба в каналах вверх брюхом гниет.
Жизнь канет, и даром себя не морочь. А ночь повторяется – каждую ночь!
Прекрасное время! Питух и байбак, я тоже надвину дурацкий колпак,
подсяду с набитою трубкой к окну и сам не замечу, как тихо вздохну. 1962
«Этот город деревянный на реке…»
* * *
Этот город деревянный на реке словно палец безымянный на руке; пусть в поречье каждый взгорок мне знаком как пять пальцев, – а колечко на одном!Эко чудо – пахнет лесом тротуар, пахнет тесом палисадник и амбар; на болотах, где не выстоит гранит, деревянное отечество стоит.
И представишь: так же сложится судьба, как из бревен деревянная изба; год по году – не пером, так топором – вот и стены, вот и ставни, вот и дом.
Стой-постой, да слушай стужу из окон, да поленья знай подбрасывай в огонь; ну а окна запотеют от тепла – слава Богу! Лишь бы крыша не текла! 1965
«Я был разбужен третьим петухом…»
* * *
Я был разбужен третьим петухом, будильником, гремучими часами, каким-то чертом, скачущим верхом на лошади, и всеми голосами –я был разбужен из небытия с душою как сумою переметной. И я услышал: это жизнь моя меня звала, пока я спал как мертвый.
Была заря, и за рекою луг сверкал росой, и зыбилось теченье, и, пробуждаясь, было все вокруг исполнено иного назначенья.
Я видел: мир себя же самого ломал и ладил волей своенравной. И я подумал, глядя на него: покуда он во мне, я в нем как равный.
Когда он вправду одухотворен людским умом и разумом звериным, да будет он не скопищем имен, но Именем, всеобщим и единым! 1965
«Нет ничего ужасней вырожденья!»
* * *Нет ничего ужасней вырожденья! Я помню, как вблизи нагроможденья развалин и пещер Чуфут-Кале, внизу, на дне гранитного колодца, темнел приют, похожий на уродца или на склеп, придавленный к земле.
Была весна, но не было бесплодней ее дыханья. Словно в преисподней, в ущелье острый чад стоял столбом. Был замкнут горизонт: там прел свинарник, там отцветал кладбищенский кустарник, а между ними инвалидный дом
дымил окрест. Он был кирпичной кладки, хотя, казалось, плод иной догадки, матерьялизовавшийся фантом. И я подумал: вот изнанка жизни, какая нам тщета в степной отчизне? Пройдут года, и мы как дым сойдем.
Как если бы, забвением казнимы, аланы, печенеги, караимы, всем миром снявшись, бросили очаг – так пусто тут... По ком, Иеремия, твой плач, когда в мозгу лоботомия и сыплется душа как известняк...
Сказать не скажешь... Встретишь эти лица – в них, кажется, пустыня шевелится. О, задержись над каменной тропой. А срок придет расплачиваться
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (20) »