Николай Картавый Беспризорник Кешка и его друзья ПОВЕСТЬ

Моим детям Ларисе и Валентине

Неизвестный всадник

1

Чисто к полудню голубое высокое небо в долине Суйфуна. Степной орел реет в вышине, то легко подымаясь, то стремительно падая к земле.

На зеленой поляне мирно пасется стадо, за которым присматривает старик-пастух с седыми жиденькими волосами, с такой же бороденкой, в длинной заплатанной рубахе, перехваченной бечевкой, в старых ичигах. Рядом с ним в траве лежит темноволосый босой подпасок Кешка в выцветшей кумачовой рубахе и серых штанах. Нос у него шелушится от первого майского загара.

— Оплошал, Кешка, слышь? — бубнит старик. — Обманет Хватов… Хозяин. Ей-бо! В дураках будешь. Время-то какое сурьезное, вишь, а? В лесу округ красные, стало быть, толстый черт опаску имеет, как бы партизаны евонный скот не угнали! — Пастух говорит медленно, и так же медленно плывет по синему небу небольшое облако. — Намедни, чуял я, бабы хозяйские болтали, должен-де хозяин коров в город угнать… На бойне забьет… Мясо на базар — и вся недолга.

— Скоро? — спросил мальчик.

— Уж, стало быть, скоро!

— Э, неправда, дедка! Тогда зачем он меня на заимку вез? — приподнялся на локте Кешка. — Говорил, пасти до Покрова. Хорошо заплатит, ежели буду стараться. — Подпасок опять опустился на траву и с неожиданной теплотой в голосе проговорил: — С деньгами приеду домой. К мамке. Хворая она. Доктор лекарство велел купить.

Пастух закашлялся и стал растирать руками землистое, словно прошлогодняя картошка, лицо.

— Ей-бо, обманет! Мал ты еще, сынок! Не разумеешь, что на белом свете деется. Ну какой я к шуту пастух? Взял он меня потому, что других мужиков-то негу — одних Колчак угнал, другие в сопки подались… в партизаны. А я бегать за скотиной не могу, вот он тебя и привез. Ты, паря, в Никольск-то коров погонишь… Хозяин хитер, партизан боится. Хочет скот на мясо перепустить. Денежки за пазуху, да и айда в Харбин. Понял ты таперича хватовскую смекалку, а? Чтоб ему повылазило, прости восподи…

Мальчик, не мигая, смотрел на старика.

— А тебе-то что ж делать, дедка?

— А не знаю! По миру пойду… Куски собирать.

Оба замолчали. Старика страшило, что он вот-вот совсем расхворается, не сможет и за скотиной смотреть, «Кто ж меня кормить-то будет? Кто меня в избу примет? Кто воды кружку подаст?» — горько думал он. А мальчик мысленно перенесся в город, в небольшую, с одним окошком комнатку больной матери, и с лица его слетела детская беззаботность.

— Ты, паря, не горюй! — заговорил старик, поглядывая на Кешку. — К зиме, наверно, наши придут. Выгонят белых и японцев из Никольска. Грамоте учиться пойдешь, а то в железнодорожные мастерские. На мастерового махнешь. Держи в себе бодрость. Вона белых по всей матушке России таперича гонют… — Пастух не мог говорить быстро — мучила одышка. — Твое дело не мое. Восподь-то меня скоро приберет… Хоть бы в город партизаны пришли, а там и не грех богу душу отдать. Жалковать не буду… А тебе надо ждать наших. С ими быть. — Дед кивнул на тайгу. — Сколь тебе годков-то от роду?

— Тринадцать! — ответил подпасок, доставая из-за пазухи самодельную свирель. — А тебе, дедка?

Батрак потрогал бороденку:

— На Николу зимнего без двух годочков семь десятков будет.

Мальчик приложил было свирель к губам, но поднял глаза и увидел, что несколько коров отбилось от стада. Он вскочил, схватил длинный кнут и бросился по траве за уходившей скотиной. Иглы шиповника, остья скошенной травы и сучки то и дело кололи его босые ноги.

— Назад! Куда? На-за-ад! — закричал Кешка. Он приостановился, согнулся, чтобы легче было раскрутить над головой кнут.

Черный бык с раскидистыми рогами остановился и замычал. Потом понимающе посмотрел на подбежавшего подпаска, ударил себя по бокам хвостом и повернул обратно. За ним потянулись коровы.

2

Возвращался Кешка не торопясь, стараясь шагать по едва приметному следу зимника, чтоб не кололо ноги, Слова старого пастуха взволновали мальчика. «Надо сегодня обязательно с Ленькой поговорить», — решил он.

Ленькой он называл своего приятеля, китайского мальчика Лу. У обоих не было отцов. Кешка жил с матерью, а Лу был приемным сыном русской вдовы. Обе семьи ютились почти рядом и жили одинаково бедно. В школу ребята не ходили и целые дни проводили вместе. Однажды Кешка узнал, что купцу Хватову нужны подпаски, и вместе с Лу еще с ночи стал ожидать у дома Хватова. Рано утром хозяин вышел из калитки и из толпы галдевших ребятишек выбрал Кешку и его друга, Кешка попал к самому Хватову, а Лу — к его младшему брату. Заимки братьев находились по соседству. На той, где жили Кешка с дедом, хозяйничала сестра Хватова. «Ведьма старая! — думал Кешка. — Как увидит нас вдвоем, так и орет: «Бездельник! Есть — так мужик! Работать — так мальчик!»

Пастушок подошел к деду, оглядел стадо и присел в тень. Жара нарастала, и скоро коровы одна за другой улеглись в траву. Теперь можно было и пообедать. Старик развязал сумку, достал краюху ржаного хлеба, чеснок и соленую рыбу. Самодельным ножом он вырезал себе мякиш, посыпал круто солью, перекрестился и прошамкал беззубым ртом:

— Бери хлеб, пожуем.

Подпасок расстегнул воротник рубахи, взял корку, натер ее чесноком, тоже посыпал солью, но только поднес ее ко рту, как вдалеке заржал конь. Кешка вскочил, прикрыл рукою глаза от солнца и увидел на опушке всадника, стоявшего на стременах и осматривавшего поляну.

— Это кто ж, милачок? — тихо спросил пастух.

— Не знаю! Кто-то на коне! — ответил Кешка и, заложив два пальца в рот, пронзительно свистнул.

Верховой оглянулся на свист, опустился в седло и рысью направился к пастухам.

— Дедка, гляди! С ружьем! Матрос, что ли? Полосатый, как зебра, — шептал подпасок.

Дед стал на колени, и теперь оба рассматривали приближавшегося всадника. Откуда он появился в тайге да еще в таком наряде? Матрос — на коне!

Всадник был в бескозырке с красной лентой поперек тульи. Полосатая тельняшка крест-накрест перетянута пулеметными лентами, на поясе болталась кобура, за спиной — карабин, у седла — две гранаты-бутылки. Он подъехал к пастухам, тряхнул чубом и, не спешиваясь, весело кинул:

— Здорово, стар и мал, ни в солдаты, ни в матросы!

— Здравия желаем, — несмело ответил старик. — Просим милости…

— Кроме вас, тут есть кто?

Мальчик смотрел на верхового во все глаза.

— Есть! — быстро ответил он.

— Кто и где? —