военнослужащего. Я дал свое согласие, так как к этому времени у меня уже не было надежды перевестись на геологоразведочный факультет, а родителям нужна было моральная и материальная поддержка.

В сентябре 1949 года на площади Дзержинского в Москве состоялось мое первое знакомство с представителями отдела кадров министерства государственной безопасности СССР. Принимала женщина, майор по званию. После ознакомления с моей автобиографией, она поинтересовалась, изучал ли я краткий курс КПСС, знаю ли я историю Октябрьской революции? Спросила, кто из бывших царских генералов пытался подавить революцию? Я назвал генерала Корнилова. После этого последовал ряд вопросов, уточняющих мою биографию и фамилию, правильно ли она указана в анкете. Я подтвердил, что моя фамилия указана правильно, и что я Корнилков, а не Корнилов. Кадровик перевела разговор на родственников и предков отца. Я пояснил, что родители отца из глухой уральской деревни и ни в каком родстве с генералами и помещиками не бывали. Они все потомственные крестьяне, живут в Пермской области постоянно. Тут мне в голову пришла простая мысль. Я сказал, что в нашем родном селе Сретенское около 30–40 % жителей носят фамилию Корнилковы, а не Корниловы, что это можно уточнить, позвонив из Москвы по телефону в местный райотдел милиции. На этом беседа была прервана. На другой день, уже доброжелательно, кадровик сообщила мне, что процент жителей села Сретенское с фамилией Корнилковы даже больше чем я указал. В дальнейшем подозрений в мой адрес о возможном дворянском происхождении от кадровиков я не слыхал.

Из Москвы наш путь лежал в Берлин. Меня приятно удивил, в отличие от путаного разговора в отделе кадров, четкий инструктаж о правилах поведения в пути до Берлина — первое представление о конспирации. В дороге мы — не сотрудники госбезопасности, а вольнонаемные, командируемые на работу в войска, едем не на учебу, а служить в армии и т. п. Хорошо помню первые впечатления по пути на Запад о последствиях минувшей войны на территории СССР. После Смоленска были видны сплошные развалины и пожарища на месте городов и населенных пунктов. Удивил вид детей на коротких остановках, особенно в Белоруссии: оборванные, грязные, голодные. Спросил у ехавшего вместе с нами офицера, почему же они такие чумазые? Он разъяснил, что они все еще живут в землянках, и указал мне на бугорки земли в районе какой-то станции. Это были входы в подземные жилища.

Берлин осенью 1949 года представлял собой горы кирпичей, остовы полуразрушенных зданий, следы пожарищ на месте жилых корпусов. Контрастно в море хаоса выглядели расчищенные дороги и аккуратные ряды деревьев вдоль улиц города. На Силезском вокзале, куда прибывали тогда поезда, нас встретили. Помню перед расчищенной привокзальной площадью груды развалин жилых домов, на них несколько молодых березок и один сохранившийся подъезд жилого корпуса.

В этот день, а было это 9 октября 1949 года, улицы были полны оживленного народа. Немцы явно что-то праздновали: толпы людей находились на привокзальной площади, шли на демонстрацию со знаменами и транспарантами. Встречавший нас представитель с курсов объяснил суть происходящего. В советской зоне оккупации Германии сегодня провозглашено создание самостоятельной республики. Так что мы приехали на день рождения ГДР. Германия вновь приобрела свою государственную самостоятельность, вот почему жители столицы так радуются и все вышли праздновать на улицы.

На машине мы пробивались от Силезского вокзала сквозь толпу ликующих людей. Наш грузовик с трудом выбрался из центра Берлина. Проехав примерно 40 километров на восток от столицы, мы оказались в маленьком, зеленом, чистом и тихом городке, производившем впечатление уютного курортного местечка. По сравнению с разбитой столицей Штраусберг хорошо сохранился.

Разрушений в густой зелени почти не было видно, да они и были редки и не значительны. Это оказался районный центр с числом жителей около 10 тысяч, с малым количеством предприятий из сферы бытового обслуживания. Во время штурма Берлина здесь временно размещалась ставка маршала Г. К. Жукова.

Украшением города было громадное, утопающее в зелени озеро Штраусзее, глубокое, с чистой холодной водой, с хорошими пляжами в центре города. В годы войны здесь были курсы немецких подводников.

Нас привезли в центр городка и разместили в хорошо сохранившихся зданиях казарменного типа из красного кирпича. Замкнутая территория, обнесенная высоким кирпичным забором, вся утопала в зелени. Комплекс зданий имел все необходимое для автономного существования: учебные корпуса, помещения для столовой, штаба, спортзала, хорошо оборудованные жилые казармы и отдельно расположенный стадион. На территории части располагался также большой фруктовый сад, где мы отдыхали в свободное от занятий время. Диковинка для сибиряков и уральцев, непривычных к столь щедрым дарам природы. Я впервые в своей жизни увидел здесь обильно плодоносящий фруктовый сад. Товарищи по учебе с Украины и Белоруссии почему-то с трудом верили, что для меня, уральца, все это в диковинку. Во время прогулок по саду они объясняли мне разницу между вишней и черешней, поясняли, чем отличаются сорта слив, как различать сорта груш или как по внешнему виду выбрать наиболее вкусные яблоки.

Очень впечатляло в первое время в городе Штраусберге уличное озеленение. Идешь по улице, как по зеленому тоннелю. Позже нам стало известно, что такая культура озеленения складывалась столетиями и стала постепенно нормой жизни местных городских жителей.

Для немецкого населения мы выглядели как тыловая воинская часть. От строевиков нас отличало значительное количество женщин — около 20 % всего личного состава. Все мы были одеты в обычное солдатское обмундирование, в город имели право выходить только по увольнительной записке. За правильным поведением военнослужащих в городке бдительно следила местная комендатура, находившаяся неподалеку от нашей части.

Так внешне выглядели в г. Штраусберг в 1949–1950 годах курсы для подготовки переводчиков немецкого языка при Аппарате уполномоченного МГБ СССР в Германии. Обучение шло по шести- и десятимесячной программе.

Личный состав курсантов был укомплектован в основном из числа студентов первых курсов различных институтов или университетов, студентов техникумов, бывших военнослужащих — фронтовиков со средним образованием, преимущественно из воздушно-десантных войск. Главное требование было — наличие среднего образования. Фронтовики относились к нам, молодым, дружески-покровительственно. Не было и тени намека на неуставные или иные