Стефания Алвота

Рэм

Рэм проснулся как обычно в 6:30, чтобы вновь посвятить себя тяжелому рабочему дню. Он работал на карьере по добыче алмазов вместе со своим отцом, которому через восемь дней исполняется пятьдесят три года. Пятьдесят три — возраст умерщвления, которому должны подвергнуться все граждане Алвоты. Приказ об эвтаназии всех пенсионеров вышел почти десять лет назад, Рэму тогда исполнилось двадцать, и он абсолютно спокойно воспринимал тот факт, что ему скоро придётся прощаться с папой Боном. Парень больше переживал за маму, которая последние несколько месяцев ходит подавленная и расстроенная приближающейся смертью мужа. Бон с Элизабет застали те времена, когда люди уходили на заслуженный отдых без последующих убийств. В Алвоте под предводительством Селены всё перевернулось с ног на голову. Но Рэм был молод и быстро адаптировался.

Парень совершил утренние ритуалы по сборам и перед выходом остановился в прихожей, взглянув на портрет Селены. Её фото в обязательном порядке должно висеть в каждом доме, чтобы народ помнил, кто о нём заботится. В каком углу ты бы не стоял, а голубые глаза с картины всегда смотрят на тебя. И не только с картины. Хозяйка страны за всеми наблюдает, чтобы уберечь каждого от опасности и опрометчивых действий.

Рэм помахал картине в качестве прощания и вышел в подъезд, утыканный камерами видеонаблюдения. Уже долгое время можно не опасаться прогулок по улицам даже ночью, уровень преступности в Алвоте близится к нулю благодаря стараниям Селены.

Серый автобус для рабочих алмазного карьера поджидал Рэма на остановке напротив дома. «Всем доброе утро!» — поприветствовал он своих коллег и сел на самое заднее сиденье справа. На следующей остановке к парню подсел его товарищ по работе Фрэнк.

— Привет, дружище! Как твой отец? Не волнуется?

— Если и переживает, то очень хорошо это скрывает, чего не скажешь о маме…

— А ей сколько осталось?

— Четыре.

— Поэтому мне матушка говорит связывать свою жизнь браком только с одногодкой.

— А лучше вообще не связывать.

— Да, с детьми суета… Отдавать их хозяйке. А если новоиспеченная мать начнёт возмущаться, так меня с ней сразу на месте и прикончат.

— Неужели кто-то противился закону?! — удивился Рэм.

— Ты не слышал ни разу? Я знаю несколько таких случаев.

— Может слухи?

— Хм, не отрицаю… Вот и приехали!

— Ты иди, а я позже подойду, — сказал Рэм уже на улице.

— Так рано в уборную?

— Чшшш, — парень приложил палец к губам, прося о тишине.

— Аккуратнее, — предупредил его Фрэнк.

Рэм хотел последние дни почаще видеться с отцом и на свой страх и риск оторвался от рабочих. Бон работает в третьем блоке корпуса, куда парень и направился. На входе его остановили двое охранников.

— Почему не со своей рабочей группой? — грубо спросил один из них.

— Живот прихватило.

— Врач нужен?

— Нет, уборная.

— Номер группы.

— Один.

— Тебе в первый блок, правил что ли не знаешь?

— Простите, но третий блок ближе, а мне срочно надо. Ещё в автобусе прихватило.

— Не положено никого пускать, кроме третьей группы. Иди в другой блок.

Смысла идти в первый блок не было, и Рэм пошёл к своим коллегам. Он забежал в коморку переодеться в униформу.

— Ты быстро. Не пустили? — догадался Фрэнк.

— Ага.

— Я прикрыл тебя перед начальством, сказал, ты отравился.

— Спасибо, Фрэнки.

— У вас с Боном остались последние выходные. Проведи их с семьёй.

— Обязательно. Хотелось бы провести с ним неделю, а не два дня.

Моника

На окраине города, среди неблагополучного района по грязным улицам шаталась бездомная женщина, чудом до сих пор не сгинувшая. Моника тихо пробиралась к мусорным бакам, боясь, что её заметят люди и сообщат патрульным о её местонахождении. Озираясь, женщина шмыгнула в ближний бак и закрыла за собой крышку. Она нащупала недоеденный сэндвич и жадно впилась в еду зубами. После небольшой трапезы Моника продолжила исследовать мусорку изнутри, но шаги с разговорами снаружи заставили её замереть на месте и затаить дыхание.

— Она где-то здесь!

Чёрт! Засекли по камерам!

— Здесь миллион улочек, как мы найдём её вдвоём? Не могли дать нам подмогу?

— Она не такой важный субъект, чтобы за ней всем городом охотиться. Если не найдём, то ничего страшного. Нам даже выговор не сделают.

— Тем не менее, хочется порадовать Селену.

— Давай разделимся, иди дальше по улице, а я здесь посмотрю.

— Есть, сэр.

Моника услышала звук удаляющихся шагов и продолжила поиск обеда. Но патрульный отошёл не сильно далеко, и услышал шорох. Мужчина медленно и осторожно пошёл на звук. Бездомная, увлеченная разыгравшемся аппетитом, ничего не заметила. Патрульный откинул крышку бака и наставил на Монику пистолет. Она подняла руки кверху, а изо рта у неё торчал листик салата. Мужчина сделал шаг назад.

— Медленно вылезай и без фокусов, оборванка!

Моника подчинилась приказу. Однако, она ни раз уходила от погони и не собиралась попадаться и в этот раз. Женщина рванула в сторону вглубь проулка между домами. Она готовилась к выстрелам, поэтому старалась бежать зигзагами, но патрульный почему-то не совершил ни одной попытки выстрела. Мужчина погнался за Моникой, убрав пистолет в кобуру.

Бездомная знала эти улицы как свои пять пальцев и ловко перепрыгивала чуть ли не каждый камушек и каждую ямку. Но у патрульного была хорошая физическая подготовка и к тому же, он был не один. Его напарник выскочил в самый подходящий момент навстречу Монике и перехватил её. Женщине впервые не повезло. Она попалась в первый и последний раз.

— Хорошая работа, Дрейк.

— Я услышал шум и подумал, вдруг это ты с нашей мишенью.

— Ты молодец. Теперь надо отвести её к Селене.

— Зачем? — Удивился Дрейк, — разве мы не убиваем этих тварей на месте?

— Ни в этом случае. Хозяйке она нужна для особых целей, о которых нам знать не обязательно.

— Понял. Загружать её в багажник, Джо?

— Нет, пусть едет на заднем сиденье в наручниках. И заткни ей рот, на всякий случай.

— Будет сделано, босс.

Патрульные шли к служебной машине минут пятнадцать. По дороге Дрейк надел на Монику наручники, она совершенно не сопротивлялась. Она была в смятении и не знала, чего ожидать от Селены.

Патрульный запихал ей в рот кляп, хотя она, итак, молчала всю дорогу. Монику везли через центральные улицы, по которым она последний раз ходила много лет назад. Чистые тротуары и современная архитектура не могли не радовать глаз. Однако женщина не радовалась, а боялась. Она страшилась