Шкловский Виктор Борисович - 45 книг. Главная страница.

Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) – русский литературовед, критик, теоретик литературы, прозаик, журналист, сценарист, теоретик кино.
Родился 12 (24) января 1893 в Санкт-Петербурге. Отец – Борис Владимирович Шкловский, преподаватель, содержавший до революции «торговую школу», а также математические «курсы для взрослых», после революции профессор Высших артиллерийских курсов. Мать – Варвара Карловна Шкловская (урожд. Бундель), домашняя хозяйка. Дядя по отцовской линии – Исаак Владимирович Шкловский (псевд. Дионео), критик и публицист, с дореволюционных времен живший за границей.
Шкловский рано проявил интерес к искусству (по собственному признанию, еще в гимназии он писал прозаические сочинения и работы по теории прозы). Первая публикация увидела свет в журнале «Весна» Н.Г.Шебуева (1908).
Сменил несколько учебных заведений, прежде чем окончил гимназию и поступил на филологический факультет Петербургского университета, где проучился три года, параллельно занимаясь в художественной школе Л.В.Шервуда.
23 декабря 1913 в литературно-артистическом кабаре «Бродячая собака» Шкловский прочел доклад Место футуризма в истории языка, из которого выросла затем концепция развития литературы, разрабатываемая им в течение жизни. На основании материалов к докладу была написана первая крупная теоретическая работа – брошюра Воскрешение слова (1914). Многие использованные в ней положения, а равно и фактические примеры, заимствованы из работ российских филологов А.А.Потебни (1835–1891) и А.Н.Веселовского (1838–1906). Автор страстно отстаивал мысль, что восприятие любого художественного явления, будь то отдельное слово или целое произведение, со временем автоматизируется и, как следствие: «Мы не переживаем привычное, не видим его, а узнаем». Чтобы искусство стало «переживаться» вновь, надо обновить восприятие, уничтожить автоматизм. Совершить обновление форм призваны футуристы. Уже здесь можно различить выкристаллизовывающиеся важнейшие для него понятия, вплоть до терминов «вúдение» и «узнавание». Важно и подхваченное им из теоретических разработок Потебни положение об утрате словом образности, то есть поэтичности. Утверждение, которое затем преобразуется в противопоставление двух языков – языка поэтического и прозаического. Доклад и брошюра стали отправной точкой для формирования новой литературоведческой школы – русского формализма.
8 февраля 1914 на вечере «О новом слове», проходившем в Тенишевском училище, Шкловский прочитал доклад О воскрешении вещей, где развивались сходные идеи. Оба выступления привлекли внимание публики, чему способствовал и шумный скандал, спровоцированный выступавшими на вечере литераторами, среди них и докладчиком.
В том же году увидел свет поэтический сборник Шкловского Свинцовый жребий, но клокочущий темперамент не мог заменить стихотворного таланта. И это характерно: Шкловский не владел «чистыми» жанрами (так не стала событием его обширная историческая беллетристика), несмотря на то, что как профессиональный литератор был способен написать все – от газетной заметки до оперного либретто.
Осенью 1914, вскоре после начала Первой мировой войны, уходит добровольцем в армию. Сменив несколько военных специальностей, возвращается в 1915 в Петроград, где служит в школе броневых офицеров-инструкторов.
В этот период с группой единомышленников (Л.П.Якубинский, Е.Д.Поливанов, О.М.Брик и др.) он готовит первый и второй выпуски Сборников по теории поэтического языка (1916, 1917), куда вошли и ставшие впоследствии хрестоматийными работы самого Шкловского О поэзии и заумном языке и Искусство как прием. В последней статье, своеобразном «манифесте» формальной школы, с полемической остротой заявлено: «искусство есть способ пережить деланье вещи, а сделанное в искусстве не важно». Нарушить автоматизм восприятия способен, кроме прочего, особый прием, призванный увеличивать «трудность и долготу восприятия», «остранение» – (термин, производившийся от слова «странный»). Автор рассуждает об «остранении» не как о единственно возможном, а как об одном из способов, ссылаясь на творческую практику Л.Н.Толстого (например, описание театрального представления в романе Война и мир с крашеными картинами, изображающими деревья, дырой в полотне, подразумевающей луну, пением, воспроизводящим человеческие страсти, и т.п.), хотя прием этот встречается у разных авторов и широко используется в народном творчестве – песнях, загадках и проч. По определению, данному им уже в шестидесятых годах, «остранение» есть «показ предмета вне привычного ряда».
Напряженная научная работа не помешала Шкловскому принять самое активное участие в февральской революции 1917. Он становится членом комитета петроградского Запасного броневого дивизиона, в качестве его представителя участвует в работе первого Петроградского совета. Как помощник комиссара Временного правительства выезжает на Юго-Западный фронт, где 3 июля 1917 во время летнего наступления демонстрирует чудеса храбрости. Приказ от 5 августа гласит: «Стоя в окопах, он под сильным орудийным и пулеметным огнем противника подбадривал полк. Когда настало время атаковать противника, он первым выпрыгнул из окопов и увлек за собою полк. Идя все время впереди полка, он прошел 4 ряда проволочных заграждений, 2 ряда окопов и переправился через реку под действительным ружейным, пулеметным и орудийным огнем, ведя все время за собой полк и все время подбадривая его примерами и словами. Будучи ранен у последнего проволочного заграждения в живот навылет и видя, что полк дрогнул и хочет отступать, он, Шкловский, раненый, встал и отдал приказ окапываться». Георгиевский крест 4-й степени Шкловский получил из рук Л.Г.Корнилова. Позднее, вновь в качестве помощника комиссара Временного правительства, он отправляется в Северный Иран, где следит за эвакуацией русских войск и откуда возвращается лишь в начале 1918. В Петрограде включается в культурную жизнь, работает в Художественно-исторической комиссии Зимнего дворца.
Резкое неприятие большевизма заставило Шкловского сблизиться с правыми эсерами. Он принимает активное участие в антисоветском заговоре, в частности, в подготовке переворота. Когда заговор был раскрыт, Шкловский покидает Петроград и уезжает в Поволжье. Живя в Саратове, некоторое время скрывается в сумасшедшем доме, одновременно работая над созданием теории прозы: «Писал книгу Сюжет как явление стиля. Книги, нужные для цитат, привез, расшив их на листы, отдельными клочками».
Затем отправляется в Киев, где служит в 4-м автопанцирном дивизионе, выводит из строя броневик, участвует в неудачной попытке свержения гетмана Скоропадского.
Выполняя просьбу знакомой, уговорившей его доставить крупную сумму денег в Петроград, переодевается и с большой группой бывших военнопленных, возвращающихся из Австрии, добирается почти до самой Москвы. Узнанный сыщиком, спасаясь от неминуемого ареста, которому он должен подвергнуться как член боевой эсеровской организации, на ходу прыгает с поезда. Добравшись до столицы, встречается с А.М.Горьким, который ходатайствует за него перед Я.М.Свердловым. По некоторым источникам, тот выдает ему документ на бланке ЦИКа, где содержится требование прекратить дело Шкловского. В конце года принимает решение больше не участвовать в политической деятельности.
В начале 1919 Шкловский возвращается в Петроград. Этому обстоятельству немало способствовало то, что партия эсеров, руководство которой призвало к отказу от вооруженного сопротивления, была амнистирована.
Шкловский много пишет о литературе, живописи, театре, массовых зрелищах, цирке, отстаивая независимость художественной сферы от идеологии: ««Искусство всегда было вольно от жизни, и на цвете его никогда не отражался цвет флага над крепостью города». Такая постановка вопроса характерна для представителей формального метода, толковавших законы литературы, как имманентные, и видевших причину изменения художественных форм в необходимости замены форм старых и потому не воспринимаемых, новыми.
Преподает в Студии художественного перевода при петроградском издательстве «Всемирная литература» теорию литературы и продолжает преподавательскую деятельность, когда студия переезжает в Дом Искусств, где преобразуется в Литературную студию. Там Шкловский читает теорию художественной прозы. Работает над воспоминаниями, регулярно публикуется в газете «Жизнь искусства». В ней появляется статья Кинематограф как искусство, а в газете «Искусство коммуны» – статья О кинематографе. Отдельным изданием выходит статья Связь приемов сюжетосложения с общими приемами стиля (1919), фрагмент обширной работы по теории прозы, задуманной Шкловским, и коллективный сборник Поэтика (третий выпуск серии Сборники по теории поэтического языка).
Весной 1920 Шкловский стреляется на дуэли. Затем оставляет Петроград и отправляется на поиски жены (выехала на Украину, спасаясь от голода), в рядах Красной армии принимает участие в боях при Александровске, Херсоне и Каховке. Вновь возвращается в Петроград, селится в общежитии Дома искусств. 9 октября 1920 избран профессором Российского института истории искусств по разделу теория литературы факультета истории словесных искусств.
Важнейшую роль Шкловский сыграл в истории группы «Серапионовы братья», в состав которой вошли некоторые из его слушателей по студии при издательстве «Всемирная литература» и по Литературной студии Дома искусств. Он – не только автор первой статьи о «серапионах», но активный участник собраний, хотя и не являвшийся формально членом группы (по одним источникам получивший прозвище «брат скандалист», по другим – «брат беснующийся»), благодаря его старания увидел свет сборник Серапионовы братья. Альманах первый, 1922). Признавая свое влияние на «серапионов», Шкловский уточняет: «Лунц, Слонимский, Зильбер, Елизавета Полонская – мои ученики. Только я не учу писать; я им рассказал, что такое литература».
В 1921 и начале 1922 активно печатается в журналах «Петербург», «Дом искусств», «Книжный угол», отдельными оттисками выходят его статьи Развертывание сюжета. Как сделан «Дон-Кихот», «Тристрам Шенди» Стерна и теория романа, Розанов, публикуется написанная еще в 1919 мемуарная книга Революция и фронт (все – 1921).
Появление в Берлине книги Г.Семенова Боевая и военная работа партии социалистов-революционеров в 1918–1919 гг. (1922), где упоминался и Шкловский, разрушило сложившуюся ситуацию. Среди бывших эсеров начались аресты, и Шкловский справедливо опасался за свою жизнь и свободу.
Возвращаясь домой ночью 4 марта 1922, он заметил, что окна его и соседней комнат освещены. Без вещей, с одними санками, на которых вез дрова, он отправился к знакомым. Прожив в Петрограде еще десять дней, Шкловский по льду Финского залива бежит в Финляндию.
Его жена, взятая в качестве заложницы, находится некоторое время в заключении. «Освободили ее за виру в 200 рублей золотом. Вира оказалась „дикой", так как внесли ее литераторы купно. Главным образом Серапионы», – писал он А.М.Горькому. В финском карантине работает над продолжением мемуаров, рассказывающих о событиях недавнего прошлого, в том числе, и о своей работе в эсеровской организации. Книга писалась таким образом, чтобы из нее нельзя было почерпнуть компрометирующих сведений на каких бы то ни было третьих лиц. Дописывалась книга уже в Берлине, где вышла под названием Сентиментальное путешествие (1923), объединив в качестве отдельных частей появившиеся ранее Революцию и фронт и Эпилог.
В книге в полной мере воплотилась писательская манера Шкловского. Напряженная интонация и библейская символика (ветер, замыкающий круги своя), неожиданность образов (обезьяны, как птицы, на дереве) и библейская же простота описаний неисчислимых бедствий русских, айсоров и курдов, воспоминания о Персии, перемежающиеся с воспоминаниями о Галиции, Киеве и Петрограде, создают единую картину России в 1917–1922.
С конца 1922 Шкловский начинает хлопотать о возвращении на родину. При этом напряженно работает – выступает с лекциями, пишет статьи, сотрудничает с фирмой «Руссторгфильм». В Берлине выходят книги Литература и кинематограф (1923) и Ход коня (1923), составленная из статей, написанных в 1919–1921. Название отнюдь не случайно. И доброжелатели, и строгие оппоненты за редким исключением не понимали, что в основе этой прозы лежит не эффектный стилистический прием, а определенная система мышления. Заимствовавший короткую фразу из русского газетного фельетона, в частности, у журналиста и публициста В.М.Дорошевича, а некоторые интонационные ходы у В.В.Розанова, Шкловский выстраивает текст не согласно линейной логике изложения, а следуя за собственными ассоциациями, иногда напрочь удаляясь от предмета разговора, чтобы неожиданно к нему вернуться. В начале сборника автор поместил изображение шахматной доски, пояснив: «Конь ходит боком… Много причин странности хода коня, и главная из них – условность искусства… Вторая причина в том, что конь не свободен – он ходит вбок потому, что прямая дорога ему запрещена».
В Берлине Шкловский создает (по его словам, диктует за неделю) книгу Zoo. Письма не о любви, или Третья Элоиза (перв. изд. – 1923), имеющую посвящение Эльзе Триоле, в которую он был влюблен. Картины русского Берлина завершаются письмом, адресованным во ВЦИК, с просьбой пустить автора обратно домой. Вернулся в Россию в сентябре 1923.
Обосновавшись в Москве (непременное условие, при котором его впустили в страну), он интенсивно работает, причем не всегда в области искусства (какое-то время служит в Льнотресте). Печатается в периодике, выпускает сборник О теории прозы, объединивший некоторые старые статьи, и написанный совместно со Вс.Ивановым на тему будущей химической войны авантюрный роман в девяти выпусках Иприт (оба – 1925).
В 1926 выходит книга Третья фабрика, заключительная часть автобиографической «трилогии» Шкловского, включающей также Сентиментальное путешествие и Zoo. По утверждению автора, первая фабрика – семья и школа, вторая – ОПОЯЗ, третья обрабатывает его «сейчас», то есть, это и Третья фабрика Госкино, где он работает, и в широком смысле жизнь. Здесь он заявляет: «Время не может ошибаться, время не может быть передо мной виноватым».
Одна за другой появляются книги о современной литературе Удачи и поражения Максима Горького (1926), Пять человек знакомых (1927) и Гамбургский счет (1928), название которой стало нарицательным. Это крылатое выражение подразумевает подлинную значимость художника (на цирковых чемпионатах борцы действуют по указанию антрепренеров, но раз в году они собираются в гамбургском трактире и борются без публики, это необходимо, «чтобы не исхалтуриться»). В эти же годы Шкловский интенсивно пишет о кино и для кино. Среди работ, созданных им в соавторстве или самостоятельно, сценарии фильмов Крылья холопа, По закону, Предатель (все – 1926), Третья Мещанская, Ухабы (оба – 1927), Два броневика, Дом на Трубной, Казаки, Капитанская дочка, Овод, Последний аттракцион (все – 1928).
Интерес Шкловского постепенно смещается в область истории литературы, о чем свидетельствовали книги Матерьял и стиль в романе Льва Толстого «Война и мир» (1928) и Матвей Комаров, житель города Москвы (1929), посвященная полузабытому лубочному писателю. Превосходно чувствующий атмосферу времени, Шкловский видел, что время меняется. Появлялись статьи и книги, где формальный метод и его представители подвергались суровой критике.
27 января 1930 в «Литературной газете» была опубликована статья Шкловского Памятник научной ошибке, воспринятая многими как сдача позиций и капитуляция. Осуждение автором формализма и своей роли в нем не столько свидетельство о разочаровании в самом методе, сколько о не совсем удачной попытке заявить о лояльности (Шкловский был единственным из представителей формальной школы, за которым числились «хвосты», в том числе, и политические).
Попытка договориться, на сей раз с самим собой, заметна и в книге Поденщина (1930), с ее пафосом ежедневных мелких свершений, поденной литературной работы, и в написанной ранее Технике писательского ремесла (1927), где провозглашается принцип «второй профессии» для писателя, которая, по мысли автора, необходима, чтобы не потерять ощущения действительности. Новым, по сравнению с прежними взглядами Шкловского, является осознание места литератора в потоке жизни. Характерно, что раздел книги Поиски оптимизма (1931), посвященный самоубийству В.Маяковского, назван Случай на производстве.
Шкловский много ездит по стране, участвует в горьковских начинаниях, входит в авторский коллектив по написанию истории Магнитостроя, осенью 1932 отправляется на Беломорско-Балтийский канал. Главной целью поездки является не сбор материала (хотя Шкловский написал обширные фрагменты для коллективной книги 1934, посвященной строительству), а встреча с братом – филологом Вл.Б.Шкловским (1889–1937), активным деятелем иосифлянского движения, находившимся в заключении, и по возможности облегчение его участи. Именно тогда родился один из самых известных афоризмов Шкловского. На вопрос сопровождавшего его чекиста, как он себя здесь чувствует, он ответил: «Как живая лиса в меховом магазине».
Книга О советской прозе в свет не вышла. Заметки по истории и теории очерка и романа, над которыми долгое время работал Шкловский, остались не завершенными. Он пишет историко-литературную монографию Чулков и Левшин (1933), историко-биографические книги Капитан Федотов и Марко Поло (обе – 1936), выпускает сборник статей Дневник (1939), формально похожий на его оригинальные книги, однако лишенный внутренней органической цельности, мемуарную книгу О Маяковском (1940).
Во время Великой Отечественной войны Шкловский находится в эвакуации в Алма-Ате, впечатления от этого периода отчасти нашли отражение в книге Встречи (1944). Сильным, возможно, необратимым потрясением стала для него смерть сына, погибшего в бою за несколько месяцев до победы.
В 1949, когда шла борьба с космополитизмом, К.Симонов в журнальной статье выступил с утверждением, что Гамбургский счет – «абсолютно буржуазная, враждебная всему советскому искусству книга». В послевоенный период Шкловского публикуют мало и лишь в периодике. Отчасти выручали переводы с языков народов СССР и киносценарии Алишер Навои (1947), Далекая невеста (1948), Чук и Гек (1953), написанные самостоятельно или в соавторстве. Книги вновь начали выходить в период общественных перемен, наступивший после смерти И.В.Сталина. Это Заметки о прозе русских классиков (перв. изд. – 1953), Повесть о художнике Федотове (1955), За и против. Заметки о Достоевском (1957), Исторические повести и рассказы (1958), Художественная проза. Размышления и разборы (перв. изд. – 1959).
Последние десятилетия жизни Шкловского отмечены спокойствием и стабильностью. Он – признанный классик литературоведения, идеи которого вошли в научный оборот. Мемуарная книга Жили-были (перв. изд. – 1962), биография Лев Толстой (перв. изд. – 1963), сборник За сорок лет. Статьи о кино (1965), двухтомник Повести о прозе (1966) и литературоведческая книга Тетива. О несходстве сходного (1970) делают его имя популярным у широкого круга читателей, ничего не добавляя к прежним научным открытиям. Способствовали популярности и многосерийные телевизионные фильмы Жили-были (1972) и Слово о Льве Толстом (1978), по сути, развернутые монологи Шкловского, зафиксированные на пленку.
Государственная премия СССР за 1979, которой была отмечена книга Эйзенштейн (перв. изд. – 1973) подтвердила высокое официальное признание Шкловского и отсутствие претензий к нему со стороны государства. Теперь он – почетный реликт, современник давно ушедшей эпохи, – мнение, которое сам он пытался опровергнуть, свидетельство чему – постоянный труд. Последние, вышедшие прижизненно, книги – Энергия заблуждения (1981) и О теории прозы (1983) – коллаж из воспоминаний и теории литературы, фрагменты бесед «под магнитофон». В последнем телевизионном интервью на вопрос корреспондента, что его сейчас волнует, Шкловский ответил: «Некогда волноваться. Работать надо».
Значение Шкловского для русской культуры трудно переоценить. Один из создателей и центральных фигур Общества изучения поэтического языка (ОПОЯЗ), он не только принес в науку новую терминологию, а с ней и новый подход к литературным явлениям (среди его важнейших понятий такие, как «материал» и «прием»), побуждая исследовать не общественные типы или отношения, отразившиеся в произведении, а его конструкцию. Сами формулировки Шкловского звучали, как белый стих, повторялись учениками в качестве афоризмов («…наследование при смене литературных школ идет не от отца к сыну, а от дяди к племяннику»). Шкловский говорил без ложной скромности: «Я воскресил в России Стерна, сумев его прочитать»: в книгах писателя-сентименталиста он обнаружил новаторство формы.
В качестве героя или прототипа он присутствует в книгах М.Булгакова Белая гвардия (Шполянский), О.Форш Сумасшедший корабль (Жуканец), В.Каверина Скандалист, или Вечера на Васильевском острове (Некрылов), Вс. Иванова У (Андрейшин). У двух последних авторов критический диалог со Шкловским продолжался всю жизнь, перейдя со страниц беллетристики на страницы мемуаров. Можно говорить о столь же активном, хотя не законченном диалоге с А.Платоновым, которого Шкловский впервые упомянул в Третьей фабрике, и который писал о Шкловском и в критических статьях, и в памфлете Антисексус, Шкловский, по предположению исследователей, был прототипом Сербинова из повести Котлован.
Выдвигая понятие «литературная личность», Б.М.Эйхенбаум имел в виду именно Шкловского, который сам утверждал в статьях и книгах, что настоящий Шкловский с «литературно-книжным» Виктором Шкловским не имеет ничего общего.
Своеобразный стиль Шкловского породил огромное количество имитаторов, иногда провоцируя даже талантливых людей на прямое заимствование – роман К.Федина Города и годы первоначально должен был называться по заключительной строке «Еще ничего не кончилось» из книги Революция и фронт, мемуарная книга В.Каверина названа Письменный стол, по названию второй части Сентиментального путешествия. Стиль Шкловского превосходно чувствовали пародисты (среди лучших работ пародии М.Зощенко, А.Архангельского, Л.Лазарева, С.Рассадина, Б.Сарнова).
Умер Шкловский 5 декабря 1984 в Москве.

Автор статьи: Евгений Перемышлев
Источник: Энциклопедия Кругосвет