Течет так называемая нормальная жизнь. И тут меня вдруг осеняет: я же на первом этаже живу! Высоко, правда, метра три, бельэтаж называется, при обмене за первый этаж не считают, но главное - три метра, а не двенадцать.

Я говорю:

- Алла, есть выход.- И киваю на окно.

«Друг» говорит (после небольшой паузы, но, в общем, довольно будничным голосом, без излишней патетики):

- Ты что, с ума сошел? - Видимо, она была уже достаточно подготовлена всем предыдущим.- Я последний раз спортом занималась в школе.

Я (пытаясь сохранить бесстрастие). Здесь низко. Это единственный выход. Я тебе расскажу, как надо.

Она. Сам прыгай.

Я (обрадованно). Я уже прыгал.

Она. Заметно.

Долго я ее уговаривал и все же уговорил.

А у меня на окне книги стоят, я же старый книголюб, книги собираю. И скопил на окне (дом сталинский, подоконники большие) за несколько перестроечных лет довольно приличную библиотеку, которая в те неспокойные времена выполняла у меня, личности с наклонностями, мягко говоря, параноидальными, еще и роль баррикад, мешков с песком. И теперь все это надо снимать… Много… Думаю: если по закону подлости девочки именно в этот момент пойдут обратно мимо окон - все, выпрыгну сам. С изданным в Финляндии томиком Лермонтова в руках. Со стихами на бледных устах.

И с внутренним стоном: ..!

(О, как я одинок!..)

И так живо я представил себе все это, что, честное слово, прямо слезы навернулись. Все от книг, наверное,- там много хороших книг лежало. Снимаю и думаю: неправильно я живу, эх, неправильно! Книги вот почти совсем не читаю. С девочками какая-то ерунда. Какая грусть, конец аллеи с утра опять исчез в пыли… И, оборачиваясь к «другу», говорю:

- Послушай, душенька, что я тебе сейчас прочитаю, мой любимый поэт, это тебя развлечет…

Ответ я пропущу. В несколько ускоренном темпе продолжаю разгружать подоконник. Пошли собрания сочинений. Академический Тургенев. Пришвин. Домотканые переплясы. Чаадаев. Запад и Восток. Аксеновский «Ожог». Воспоминания крестьян-толстовцев. Целая жизнь разворачивалась предо мной. Интересно, что от общения с книгой, кроме общей меланхолии, во мне развился какой-то гуманизм по системе Махатмы Ганди, какая-то любовь и жалость ко всем живым существам. То есть сомнения меня стали мучить: как-то она спрыгнет? Высоковато все же, а дама, как говорится, в теле. Но делать нечего.

Стал открывать окно, а оно все замерзло, заело - в обычных, неэкстремальных условиях ни за что бы не открыл. А тут напрягся, и рама с грохотом поддалась… Меня обдало холодом. Я глубоко вздохнул, обернулся к «другу»: давай… Слегка подтолкнул ее в спину и стал подсаживать. А она тяжелая. И боится… Говорит: «Я не спрыгну». Я говорю: «Спрыгнешь, и еще как, тут невысоко, все же прыгали, и я прыгал, и ничего». Она говорит: «Что ты несешь, я не верю, что кто-то еще прыгал, ты, может быть, и прыгал, а других таких дур, как я, еще поискать надо».

А внизу народ ходит, время 17 часов по Москве. Время с работы уходить, время вечернего часа пик. И тут - вы только представьте себе - открывается окно на первом этаже, и в нем, стоя на подоконнике во весь рост, возникает баба в распахнутом пальто. А за ней суетится какой-то мужичонка. То есть вдруг какой-то экзистенциальный взрыв и открывающиеся бездны. Какой-то Кафка и роман «Процесс». Будь это не первый этаж и(или) будь это какая-нибудь благоустроенная Австрия, а не Россия - началась бы наверняка паника, крики «Не надо!..» и звонки в полицию.

А тут, слава Богу, смеются и проходят мимо. То есть не собираются вокруг, как я боялся. Кажется, понимают некоторую комическую интимность происходящего. То есть космизм, всеохватность, эмпатичность русской души налицо. Русский народ полетами не удивишь! Мне и самому становится смешно. «Друг» тоже нервно хихикает.

Я говорю:

- Что ты встала, садись на подоконник, не смеши людей, ты что, в бассейне на вышке, с положения стоя прыгать собралась? Садись на подоконник, ноги спускай, тут должна быть такая приступочка между плитами - немцы специально для тебя оставили, обопрись на нее ногами - все на полметра ниже с нее лететь.

«Друг» сел на подоконник, нашел приступочку ногой, я говорю: «Ну, давай!..» - подтолкнул ее в спину немного (я читал, что так делается у десантников)…

И она прыгнула… Как львица!

…Она летела, мне показалось, минут пять и шлепнулась на землю, как куль с песком, да еще к тому же на задницу. Зад-то у нее о-го-го, размера, наверное, 52-54, вот он и перевесил.

И сидит, на меня смотрит. Покатывается со смеху. Мимо еще какие-то две бабенки шли, довольно смазливые, кстати, так одна другой говорит: «Вот, Марин, смотри, как народ поступает, набирайся опыта». И обе: ха-ха-ха… И «друг» вместе с ними с новой силой залился.

Я говорю:

- Здесь не цирк, вставай, иди к своим слесарям, или ты так и будешь под окнами валяться?

Тут «друг» заявляет:

- А я не могу идти!

Я говорю:

- Ты что, надо мной издеваешься? Что значит «не можешь»?

- Я, кажется, ногу вывихнула, и все из-за тебя, дурака. Не могу встать.

Я говорю:

- Ничего-ничего, это все ощущения, ушиблась просто при падении, это бывает. Ты пока отползай, отползай потихоньку, не здесь же лежать, вон лавка стоит, через дорогу, видишь, ты на нее пока ориентируйся, а от нее до твоего ДЭЗа уже рукой подать. Народ же вокруг, вдруг кто из твоих пойдет - простись с надеждой выйти замуж в этом районе, что ты…

Сказал так и захлопнул окно, сволочь.

Захлопнул, нос к стеклу прилепил, посмотрел во все стороны: никто не видел? - вроде нет.

Задернул шторы.

Потом думаю: «Нет, неправильно, так ведь раньше не было». Отдернул назад. Стал книги на окно обратно водружать, потом плюнул, не заметят, думаю. Побегал по комнате немного, из угла в угол, и все же доложил, не надо лишних вопросов. Одного Фета оставил: решил перечитать. Глянул в окно: «друга» вроде нет - уполз… Как серебряные змеи. Ну, думаю, перекрестись, пронесло вроде бы… Пожалел Бог тебя, дурака… И, знаете, наступило у меня какое-то расслабление, релаксация, медитативное состояние. Судите сами: в квартире темно, я один, на улице вечер, в доме напротив зажигаются окна, какая ерунда могла приключиться - и вроде обошлось, а? Я подумал и поставил чайник… Посижу в темноте, думаю, попью чайку. Радио послушаю.

Благолепие…

Подкрадываюсь к двери и понимаю, что «друг» поторопился со своей аннигиляцией. Потому что душенька с подругой совещаются, уходить им или нет. Назвали меня сволочью. Казалось бы, вот и хорошо. Сволочь и сволочь, пусть уходят. Но тут - необъяснимо - стало меня подмывать им дверь открыть. Зачем? Не знаю. Не оправдался бы вовек, это ясно, но рука тянется к замку, и все тут. Борюсь с собой. Девочки тем