Сергей Иванович Романовский Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции

Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную,

фальшивую, истеричную, невоспитанную,

ленивую… Я верую в отдельных людей, я вижу

спасение в отдельных личностях, разбросанных

по всей России… – интеллигенты они или

мужики, – в них сила, хотя их и мало…

А. П. Чехов

Жене и сыну

От автора

Об интеллигенции пишут много. Пишут журналисты и публицисты, ученые и писатели, политики и историки. Статьи ведут счет на сотни, если не на тысячи. Но – именно статьи. Иногда, правда, их объединяют в тематические сборники. Подобная традиция ведет свою родословную от знаменитых «Вех». Крайне редко можно встретить специализированные монографии по данной проблематике. Но и они всегда вписаны в конкретные предметные и временные рамки. Что же касается цельного историографического исследования темы «интеллигенция в российской истории», то я могу отметить только монографию А.В. Оболонского ^[1].

Основная идея его книги состоит в следующем. Российский исторический процесс А.В. Оболонский рассматривает как постоянную непримиримую борьбу двух антагонистических начал: системоцентризма, когда в центре системы национальной истории стоит государство со всеми своими ограничительными институтами, и персоноцентризма – здесь «мерой всех вещей» является человек. Понятно, что если этим понятиям дать более ясное и легко выговариваемое название, то речь должна вестись о вполне привычных альтернативах: тоталитаризм либо демократия. А коли русскую историю поместить в эту систему координат, то становится прозрачно ясно -в реальном, а не надуманном российском историческом процессе никогда подобной альтернативы на самом деле не существовало. Вся тысячелетняя история России – это история тоталитарного общества. Потому-то интеллигенция, радикальная прежде всего, пытавшаяся изменить вектор исторического процесса, всеми силами стремилась стать самостоятельной не просто политической, но исторической силой. Итог: в российской истории интеллигенция (это уже наше мнение) оказалась не мотором, не тормозом, а скорее вирусом.

С момента появления на исторической арене радикальной русской интеллигенции история России стала «больной». Не удивительно поэтому, что когда социальная система вошла в непримиримое противоречие с политической, произошел обвал. Было это дважды: в 1917 и в 1991 гг.

То, что радикальная интеллигенция в российской истории, по крайней мере на протяжении двух последних столетий, играла не просто важную, но, можно сказать, решающую роль, хорошо известно. Поэтому нас будет занимать не этот факт сам по себе, а то, что можно определить как механизм влияния, т.е. те рычаги, с помощью которых интеллигенция воздействовала на естественный ход развития политической, экономической и социальной систем страны.

Вся вторая часть книги касается того, что мы понимаем под радикальной русской интеллигенцией, т.е. поясняется, о какой интеллигенции мы поведем речь. И все же два слова надо сказать уже сейчас. Нас будут занимать далеко не все деятели культуры и науки, далеко не весь интеллектуальный слой нашего общества, как прошлых исторических периодов, так и нынешнего времени, а лишь та его небольшая часть, смысл жизни которой – в спасении России. (Является ли этот порыв искренним или это банальный способ самовыражения – этой проблемы мы не касаемся).

Помимо этого, в нашей книге проводится резкая грань между русской, советской и постсоветской интеллигенцией. Причем в этом контексте для нас наиболее интересен сам процесс интеллектуально-нравственной мутации русской интеллигенции в интеллигенцию советскую. Переход же между интеллигенцией советской и постсоветской не интересен вовсе, ибо нынешняя так называемая интеллектуальная элита есть по сути та же советская интеллигенция, только говорящая на другом языке.

На самом деле в последние годы мы делаем конвульсивные попытки уйти от коммунистического наследия, порой забывая, что мы дети того прошлого, от которого хотим отказаться. А потому на поверхности сейчас «интеллектуальные сливки» нашего времени. Это не «новые русские интеллигенты», а скорее интеллектуалы советской выучки, внезапно возненавидевшие своих учителей. Но, как говорится, что есть, то и есть, другим добром мы не располагаем.

Сегодня Россия действительно переживает самый крутой излом своей исторической траектории: впервые (если не считать нескольких месяцев 1917 г.) она делает судорожную попытку свернуть с веками наезженного тоталитарного большака на еле просматриваемую демократическую тропку.

Процессы, которые мы воочию переживаем сегодня, прецедентов в российской истории не имели. Тем более актуален и полезен взгляд в прошлое, ибо оно и только оно поможет нам понять – как мы дошли до жизни такой.

И все же, что же мы хотим прочесть в уже написанных российской историей страницах? Ничего похожего на нынешние времена мы, конечно, не вычитаем. Зато познакомимся с теми, кто был вечно недоволен жизнью, кто непременно желал ее изнасиловать. Если бы речь шла об их личной жизни, то пусть бы делали с ней все, что им заблагорассудится. Какое нам до этого дело. Ан, нет. Они пеклись о нашей жизни, именно нашу жизнь, нас не спросясь, они стремились перекроить на свой лад. Так кто же они, эти непрошеные радетели?

Догадаться несложно: радикальная русская интеллигенция!

Мы еще успеем с ней познакомиться. Мы также узнаем, какие «особости» именно российской истории породили сей невиданный в мире феномен. (Кстати, одну из основных точно подметил А.В. Оболонский: «постоянное отчуждение компетенции от власти» ^[2]). Пока лишь заметим, что наиболее назойливо (вплоть до бомбометания) интеллигенция начинала «вмешиваться в историю» лишь в периоды «исторической хляби» (С. М. Соловьев), когда власти отпускали управленческие вожжи и дозволяли интеллигенции возвышать свой голос протеста. Во все прочие периоды ее на историческом горизонте было практически не видно.

В новейшей истории России периодов «хляби» было три: один во время великих александровских реформ в середине XIX века, второй в начале XX столетия, наконец, третий мы переживаем сейчас. Все они будут описаны в нашей книге.

Ее логическая структура достаточно проста. Текст разбит на пять сравнительно небольших частей. В первой рассматриваются своеобразные инварианты российского исторического процесса, во второй -сущностные черты