— Не, я там не могу, ты маленькая, а я — не могу…

— Давай тогда: ты здесь, а я — там, пройдем вперед и у Вампирского встретимся. Ок?

— Годится… — отвечал Благодатский и шел перелезать.

Перелезал, закуривал. Неторопливо шел к Вампирскому склепу — слушал, как шумит в голове выпитое пиво. «Некрасивенькая, конечно, но что-то в ней есть… Может, это из-за голоса, из-за интонаций блядских. Вот бы — с ней!» — так размышлял Благодатский и в который раз отмечал про себя необыкновенное умиротворение, которое часто посещало его во время подобных пьяных и поздних прогулок по кладбищу. В воздухе чудился едва уловимый запах тления, густой и уютной казалась темнота вокруг. Вверху шумело и хлопало крыльями: летали от дерева к дереву едва видимые на фоне звездного неба большие черные птицы.

У Вампирского тусовалось с десяток готов; Евы среди них не наблюдалось. Благодатский решал, что шел не достаточно медленно, чтобы уравнять маршруты. Усаживался на каменную завалинку склепа в том же месте, где успел уже посидеть в тот вечер. Курил, слушал — о чем беседуют ближайшие готы. Они говорили о чем-то очень своём и малоинтересном. Большинство казалось изрядно пьяными: спотыкались, гремели цепями. Роняли приплавленные к надгробиям свечи. Благодатскому происходящее казалось неинтересным в основном из-за того, что мысли его усиленно сосредотачивались на новой знакомой, которая всё не появлялась. «За это время можно два раза туда и обратно дойти, даже если она через каждые пять шагов свои ползающие чулки поправлять станет, всё равно — можно!» — возмущался Благодатский. — «И чего ей там?.. Не идти же ведь искать её, глупость какая… Да и разминуться можно, потом вообще хуй найдёшь…» Вдруг — появлялась мысль, от которой сразу пытался отмахнуться, но не мог. И чем дольше ждал, тем сильнее занимала его эта мысль. «Неужели? Неужели — можно так меня, меня — Благодатского?.. Хотя кто я такой… Удивительно, никогда раньше не попадал в такую ситуацию…» Благодатский понимал, что осталась у Евочки в сумке — бутылка, и вполне возможно было допустить, что позарившись на неё, она просто вильнула куда-то в сторону, разумно раздобыла где-нибудь по пути телефон и договорилась с подругой о скорой встрече и поездке тусоваться. «Господи, какая пошлятина, охуеть можно!» Чувствовал даже легкий страх: словно бы знали окружающие готы: в каком он дурацком положении; чувствовал, как постепенно, капля за каплей, покидает его вся нежность, которая предназначалась некрасивой готочке.

Со стороны центральной аллеи к склепу подходили три готки: Благодатский видел их говорящими с Евой. Подходил, спрашивал:

— Еву не видели?

— А, она там, — махали в сторону центральной аллеи. — Пойдешь — увидишь: справа, на могилке: разговаривает с кем-то.

Благодатский пошел на центральную аллею и по ней — в сторону выхода. Почти сразу видел Евочку с другой готкой, которую знал: Джелли. Сидели рядышком внутри близкой к аллее могильной оградки и мило беседовали. Евочка даже чуть приобнимала Джелли за талию. Увидел не в темноте, а — в полумраке: горела свеча, приплавленная к спинке скамьи, на которой сидели готочки. Приближался, спрашивал:

— Чё за хуйня?

Готочки в недоумении окидывали его взглядом, Джелли даже — забывала здороваться. Евочка же: смотрела из-под пьяно опущенных век, словно припоминала что-то. Припомнила, вскакивала со скамьи. Целовала Джелли — в щеку, раскрывала калитку оградки, спотыкаясь бежала к Благодатскому.

— Прости, прости, забыла о тебе, забыла… — хватала за руку и тянула куда-то: среди могил и в неопределенном направлении. Благодатский следовал за ней, не прекращая на ходу тихо возмущаться и поругиваться себе под нос.

Останавливались в каком-то темном углу, находили лавочку. Ева вынимала из сумки початую уже бутыль со спиртным. Прикладывалась и звучно глотала. «Про это не забыла, сука», — думал Благодатский и, сам того не замечая, продолжал крепко сжимать Евочкину руку — сидя на лавочке рядом с ней.

— Телефон давай.

Почти не удивлялся уже детской непосредственности, граничащей с наглостью: протягивал телефон. Тот отчего-то не желал звонить. Благодатский щелкал кнопками, проверял: на счету еще оставалось несколько долларов.

— Не знаю — почему, я в этих телефонах ни хера не разумею. Попробуй — отошли сообщение.

Евочка набирала смолл мэссидж, с трудом ориентируясь в кнопках незнакомого телефона. Приходил ей на помощь. Сообщение успешно улетало.

— Ты что, дуешься на меня? — замечала вдруг кислую рожу Благодатского.

— Нет, что ты, — злобно выговаривал Благодатский. — Ты бы совсем меня бросила бы на хуй, съебала бы к своей подруге или еще куда-нибудь, чего растерялась…

— Ну извини, извини, — принималась сюсюкать Евочка. — Я не хотела, я просто случайно встретила Джелли, Джелли — май лов…

— Чего?

— Ну… люблю я её…

— Ты что, из этих, что ли?

— Ничего я не из этих, мне и мальчики нравятся, и девочки… — приближала вдруг лицо с носом-крючочком к лицу Благодатского и сильно целовала его в губы. Проникала языком — в рот. Благодатский закрывал глаза и чувствовал неожиданно резкую и сильную эрекцию. Отстраняла лицо, смотрела.

— Тебе нравится, по глазам видно — нравится… — говорила с обычной своей вульгарной интонацией.

«Блядь», — думал Благодатский и гладил ее по жестким и сухим от краски волосам. Вслух говорил:

— Почему, собственно, мне не должно это нравится?

— Я правда страшная, скажи? — спрашивала вдруг.

— Нет, нет, почему… Не страшная — своеобразная…

— Так ты больше на меня не сердишься? — спрашивала безо всякого перехода.

— Сержусь. И еще долго буду сердиться. Я злопамятный, — отвечал Благодатский, обнимал ее за шею и снова целовал. Спрашивал:

— А как же — Джелли? Которая — твай лов…

— Это совсем другое, а ты — тоже мне нравишься, — отвечала Евочка.

Прилетал ответ на сообщение. «Евочка дарлинг приезжай через час на «Коломенскую»», — было написано там.

— Надо ехать…

— Может, меня с собой возьмешь? — пробовал напроситься Благодатский: понимал, что шансов мало.

— Хочешь со мной? — медленно и самодовольно улыбалась Евочка.

— Было бы круто…

Сочиняли и отсылали еще один смолл мэссидж, получали положительный ответ.

— Только смотри, — едем не ко мне и не к моей подруге, а — к её парню.

— Неудобно, наверное…

— А-а, фигня. Только ты там не буянь, хорошо себя веди.

— Постараюсь…

— Постарайся, постарайся… И отвернись, мне в туалет нужно.

Благодатский вставал, отворачивался. Смотрел в темное звездное небо, на фоне которого покачивались высокие ветви