1829–1831, 1842
ПРЕДИСЛОВИЕ К ИЗДАНИЮ ПОЭМЫ "НАЛОЖНИЦА"
Сочинение, представляемое теперь публике, одно из тех, которое журналисты наши обыкновенно называют безнравственными, хотя обвинение в безнравственности довольно странно в государстве, имеющем цензуру и где печатать позволяется, являющееся на первом листе книги, уже ручается за безвредность её содержания.
Странно также, что г-да журналисты, позволяя себе столь неприличные обвинения, называя развратными произведения: «Руслана», "Онегина", "Цыган", "Нулина", «Эду», "Бал" и потому имея полное право поместить в тот же разряд и «Наложницу», до сих пор не определили, в чём, по их мнению, состоит нравственность или безнравственность литературных произведений.
Постараемся решить вопрос, равно важный для писателей и для читателей.
Журналисты наши выразили некоторые положительные требования. Воспевайте добродетели, а не пороки, говорили они; изображайте лица, достойные подражания; пишите для назидательной нравственной цели, не замечая, что каждое из сих требований противоречит другому.
Изобразить какую-либо добродетель — значит заставить её действовать, следственно, подвергнуть испытаниям, искушениям, т. е. окружить её пороками. Где нет борьбы, там нет и заслуги. Следственно, лицо, достойное подражания, не может выказываться иначе, как между лицами, ему противуположными. Что такое нравственная цель литературного произведения? В чём состоит она? Есть люди, называющие нравственными произведениями только те, в которых наказывается порок и награждается добродетель. Мнение это некоторым образом противно нравственности, истине и религии. Ежели бы добродетель всегда торжествовала, в чём было бы её достоинство? Этого не хотело провидение, и здешний мир есть мир испытаний, где большею частию добродетель страждет, а порок блаженствует. Из этого наружного беспорядка в видимом мире и феологи и философы выводят необходимость другой жизни, необходимость загробных наград и наказаний, обещаемых нам откровением.
Нравственное сочинение не состоит ли в выводе какой-нибудь философической мысли, вообще полезной человечеству? Но чтобы в самом деле быть полезною, мысль должна быть истинною, следственно, извлеченною из общего, а не из частного. Как же, изображая только добродетель, играющую