Элис Хоффман Речной король

Филлис Гранн посвящается

ЖЕЛЕЗНАЯ КОРОБКА

Школа Хаддан-скул была построена в 1858 году на крутом берегу реки Хаддан, на топком, ненадежном месте, с самого начала выказавшем свою губительную сущность. В первый же год существования школы, когда весь город еще был пропитан запахом кедровой стружки, разразился невиданный шторм, ветер был настолько сильный, что дюжины рыб сдуло с поросших камышом отмелей и подняло над городом сверкающим чешуйчатым облаком. С неба обрушивались потоки воды, и к утру река вышла из берегов, отчего только что покрашенные белой краской дощатые постройки оказались посреди мутного моря ряски и водорослей.

Несколько недель учеников доставляли в классы на лодках, зубатка плавала по затопленным садам среди многолетних цветов, наблюдая катастрофу холодными прозрачными глазами. По вечерам в сумерках школьный повар, балансируя на карнизе в окне второго этажа, закидывал удочку, чтобы выловить несколько дюжин серебристых форелей особой породы, водившейся только в водах реки Хаддан: приятное свежее дополнение к меню; форели были особенно хороши, поджаренные на растительном масле с луком-шалотом. После того как вода отступила, на коврах в спальнях остался двухдюймовый слой жирного черного ила, а в доме директора школы, в раковинах и унитазах, начали выводиться комары. Восхитительные водные дали этого места, пейзаж, щедро украшенный ивами и водяными лотосами, подвигнул недалеких попечителей на то, чтобы возвести школу слишком близко к реке, и эта строительная ошибка так и не была исправлена. И по сей день в водопроводных трубах можно обнаружить лягушек, а постельное белье и одежда, хранящиеся в шкафах, отчетливо пахнут водорослями, словно их выстирали в речной воде и не просушили до конца.

После того наводнения в городских домах пришлось менять полы и снова крыть крыши, общественные здания разбирали, а затем отстраивали заново от подвала до чердака. Целые печные трубы поплыли по Мейн-стрит, из некоторых все еще продолжал идти дым. Сама Мейн-стрит превратилась в реку глубиной более шести футов. Металлические ограды расшатало и вырвало из земли, остались торчать только железные столбы в форме стрел. Лошади тонули, мулы проплывали целые мили и, вытянутые на сушу, отказывались есть что-либо, кроме дикого сельдерея и ряски. Ядовитый сумах собирали и складывали в корзины для овощей, по случайности приготовляя вместе с морковкой и капустой, — подобная ошибка привела к нескольким безвременным смертям. К задним дверям приходили рыси, мяукающие и отчаянно выпрашивающие молоко, подчас их заставали в кроватках младенцев, они сосали из бутылочек и мурлыкали, словно домашние кошки.

В те времена плодородными полями, окружавшими городок Хаддан, владели зажиточные фермеры, которые выращивали спаржу, разные сорта лука и особенный сорт желтой капусты, славящейся своим огромным размером и нежным ароматом. Эти фермеры отложили в сторону плуги и наблюдали, как мальчишки приезжают со всех уголков штата и даже из других штатов, чтобы учиться в здешней школе, однако и самые богатые из них не могли позволить себе оплатить обучение собственных сыновей. Местным мальчишкам приходилось довольствоваться пыльными стеллажами библиотеки на Мейн-стрит и теми простейшими знаниями, какие они могли почерпнуть в родном доме или среди полей. До того года народ в Хаддане обладал лишь знанием природы, чем и гордился. Даже дети умели предсказывать погоду и могли отыскать и назвать любое созвездие на небе.

Через дюжину лет после постройки Хаддан-скул в соседнем городке Гамильтон была возведена государственная средняя школа, до которой приходилось брести пять миль, когда снег лежал по колено и холод стоял такой, что даже бобры сидели по своим норам. Каждый раз, когда мальчишки из Хаддана шагали через буран в государственную школу, их враждебность по отношению к Хаддан-скул росла: маленький прыщик озлобленности, готовый от малейшего прикосновения прорваться гнойником. Таким образом выковывалось горестное ожесточение, озлобленность увеличивалась с каждым годом, пока, словно настоящим забором, не отделила тех, кто принадлежал школе, от тех, кто проживал в городке. Прошло совсем немного времени, и каждый, кто осмеливался пересечь разделительную черту, считался либо мучеником, либо глупцом.

Был момент, когда объединение разобщенных миров казалось возможным. В ту пору доктор Джордж Хоув, досточтимый директор школы, считавшийся лучшим за всю историю Хаддан-скул, решил жениться на Анни Джордан, самой красивой девушке в городке. Отец Анни был весьма уважаемым человеком, владевшим участком земли в том месте, где теперь шоссе номер семнадцать выходит на трассу, соединяющую штаты, он дал согласие на брак, но вскоре после свадьбы стало очевидным, что Хаддан так и останется разделенным на две части. Доктор Хоув был ревнивым и мстительным, дорога к его дверям была заказана местным жителям. Даже с визитами родных Анни скоро было покончено. Ее отец и братья, хорошие простые люди в испачканных землей сапогах, и те несколько раз, когда заходили в гости, немели, словно костяной фарфор и книги в кожаных переплетах лишали их дара речи. Уже скоро горожане начали негодовать на Анни, будто бы она каким-то образом предала их. Раз уж она думала, что вознеслась высоко и обрела могущество, поселившись в чудесном доме у реки, девушки, с которыми она вместе росла, почувствовали себя обязанными как-то отплатить за эту удачу, и на улице они проходили мимо, не говоря ей ни слова. Даже ее собственная собака, ленивая псина по кличке Сахарок, убегала, завывая, в тех редких случаях, когда Анни навещала отцовскую ферму.

Очень быстро обнаружилось, что ее замужество было чудовищной ошибкой, гораздо более страшной, чем с самого начала подозревала Анни. Доктор Хоув в день собственной свадьбы забыл свою шляпу, а это верный признак того, что мужчина склонен к изменам. Он относился к тому типу мужчин, которые желают владеть своей женой, не принадлежа ей. Бывали дни, когда в собственном доме он едва ли произносил несколько слов, и ночи, когда он не являлся до самого восхода. Именно одиночество вынудило Анни взяться за благоустройство садов Хаддан-скул, которые до ее появления стояли заброшенные, зарастая плющом, пасленом и черной лозой, душившей все дикие цветы, какие пытались пробиться из тощей почвы. Как оказалось, одиночество Анни было благословением для школы, потому что именно она спроектировала дорожки, мощенные кирпичом, которые образуют контур песочных часов, она, с помощью шести крепких юношей,