Уильям Гордон Черный город

В прозрачных, как кристалл, — и таких же твердых — глазах Кулла, короля Валузии, отразилось некоторое удивление, когда двери царских покоев с треском распахнулись. Отшвырнув, как котят, дюжих охранников, перед королем предстал разъяренный воин, но Кулл только вздохнул, узнав нарушителя спокойствия. Кому, как не ему, королю-атланту, лучше знать нрав служивших ему варваров — такая же горячая кровь дикарей текла и в его жилах.

Брул Копьебой, стоя посредине царского чертога перед монархом великого королевства, в приступе ярости сдирал с обмундирования эмблемы Валузии и знаки своего высокого воинского звания, недвусмысленно демонстрируя, что не намерен больше иметь дела с Куллом. Король оценил значение этой демонстрации.

— Кулл! — рявкнул пикт, побелевший от гнева. — Я требую правосудия!

Король тяжело вздохнул. Стоило только ему подумать, что он наконец-то обрел мир и покой в полной изысканной неги Камуле, вырвавшись на отдых из кипевшей огнем и предательством столицы, как… Даже сейчас, в ожидании продолжения гневной тирады взбешенного пикта, он расслабленно вспоминал о, видимо, подошедшей к концу череде сонных праздных дней, прошедших с момента его прибытия в эту горную метрополию удовольствий, где дворцы из мрамора ярусами ниспадали с величавых холмов.

— Мои соплеменники верой и правдой служат империи много лет! — взмахнул мозолистым кулаком пикт. — А сегодня одного из моих лучших воинов похищают прямо у меня на глазах в королевском дворце!

Кулл подобрался в кресле, сжав подлокотники резного трона.

— Что за бред? Какой еще воин… Кто кого похитил?

— Это я предоставляю выяснить тебе, — прорычал пикт. — Только что он стоял рыдом, прислонившись к мраморной колонне, как вдруг — р-р-раз! — и исчез. Я услышал лишь испуганный вскрик да почувствовал какой-то мерзкий запах!

— Может, ревнивый муж? — не в силах настроиться на серьезный лад, высказал предположение Кулл.

Брул грубо прервал короля:

— Гроган отродясь не заглядывался на девок, даже из своего народа. А эти двуличные камулианцы все как один ненавидят нас, пиктов. У них это в крови.

Кулл улыбнулся.

— Тебе это просто кажется, Брул. Здешний народ ленив, изнежен и слишком любит развлечения, чтобы ненавидеть кого-то. Они поют, сочиняют стихи… Но… не думаешь же ты, что Грогана умыкнули поэт Толлигоро, певица Зарита или кифарист Мандор?

— А мне без разницы, — огрызнулся Брул. — Я вот что скажу тебе, Кулл: Гроган пролил не одну пинту крови в боях за твое королевство, и он лучший командир моих, а следовательно, и твоих конных лучников. Так вот, я разыщу его, живого или мертвого, даже если мне придется разворотить всю эту смердящую Камулу по камням! Валка! Да я скормлю этот поганый городишко огненному зверю, а потом залью угли потоками крови, а потом…

Кулл поднялся с кресла.

— Отведи меня к тому месту, где ты последний раз видел Грогана, — сказал он жестко, так что Брул проглотил остаток своих угроз, повернулся и, угрюмо глядя перед собой, вышел из зала.

Они начали спускаться по извилистому коридору, заставленному статуями.

Кулл и Брул походили друг на друга врожденной гибкостью движений и звериной грацией, несгибаемым характером воина и присущей лишь варварам первобытной необузданностью, но в то же время они были совершенно разными.

Если Брул выглядел как типичный представитель расы пиктов: среднего роста, крепко сбитый, но сухощавый и жилистый, как гепард, такого же медного цвета, то Кулл был высок, широкоплеч, с мощными торсом и ногами атлета — массивный, но совершенно не производивший впечатления тяжеловесности. Солнце и ветер выдубили его и без того медную кожу, и лишь серые глаза, как две льдинки, сверкали холодным блеском.

— Мы проверяли сокровищницу, — проворчал пикт. — Гроган, Манаро и я. Только Гроган прислонился к выступающей из стены колонне, как исчез прямо у нас на глазах! Панель качнулась внутрь, и его не стало. Мы успели заметить темноту внутри да почувствовать волну отвратительного смрада. Хорошо еще, что Манаро, стоявший рядом с Гроганом, вовремя выхватил меч и ткнул клинком в отверстие, поэтому панель не смогла полностью закрыться. Мы пытались ее распахнуть, но без толку… Ты вот говоришь, стишки пописывают, а они умыкнули опытнейшего воина средь бела дня у меня под носом, я даже не успел крикнуть «измена»… Я оставил Манаро возле тайной двери, а сам поспешил за тобой.

— А зачем ты срывал валузийские эмблемы? — скрывая улыбку, спросил король.

— Это я со зла, — буркнул, потупившись, Брул, избегая смотреть Куллу в глаза.

Тот кивнул, ничего не добавив.

Кулл понимал, что это было естественное проявление чувств взбешенного дикаря, не умевшего и не желавшего идти на попятную, для которого единственно возможным способом взаимоотношений с врагом была схватка.

Но вот они вошли в сокровищницу, скрытую в глубине холма, на котором возвышалась Камула.

— Манаро божится, что слышал какие-то звуки, — с некоторым сомнением в голосе добавил Брул. — Да ты сам посмотри, вон он приник ухом к щели. Эй, Манаро!

Кулл нахмурился, увидев, что рослый валузиец не изменил своей неестественно напряженной позы и никак не отреагировал на приветствие. Воин приник к панели, одной рукой стиснув меч, не дающий закрыться потайному лазу, прижавшись ухом к трещине, достаточной лишь для того, чтобы просунуть в нее пальцы. Мрак в узком отверстии был почти осязаемый, какой-то ненормально густой — казалось, за таинственной дверью притаилась тьма, словно гигантский богомол, изготовившийся к удару.

Король мягко скользнул вперед и резко потряс солдата за плечо. Еще не окоченевшее, безвольное тело Манаро отделилось от стены и рухнуло к ногам Кулла. В широко распахнутых глазах мертвеца застыл ужас.

— Валка! — выдохнул Брул. — Он мертв… Каким я был идиотом, что оставил его одного в этом проклятом месте!

Кулл внимательно оглядел сокровищницу.

— На его теле нет крови, но посмотри на его лицо! Боюсь, тут не обошлось без колдовства!

Брул пригляделся, с губ его сорвалось ругательство. Черты погибшего валузийца превратились в застывшую гримасу ужаса. Но что могло напугать варвара, не ведавшего, что такое страх?

Кулл приблизился к трещине в стене, прислушался и поманил спутника. Откуда-то из глубин холма, куда, похоже, вел таинственный лаз, доносились тошнотворные завывания, которые не в силах было воспроизвести горло человека, по крайней мере, живого… Они звучали тихо, их с трудом можно было различить, но и этого было довольно, чтобы безошибочный слух варваров смог уловить в этих