Сидони-Габриель Колетт Неспелый колос

I

Ты за креветками, Вэнк? Высокомерным кивком Перванш, или просто Вэнк,^[1] девочка с глазами цвета весеннего дождя, дала понять, что действительно идёт ловить креветок. О том же неоспоримо свидетельствовал и штопаный свитер, и парусиновые туфли, изъеденные морской солью. А трёхгодичной давности юбчонка в зелёно-голубую клетку, оставлявшая открытыми коленки, давно и бесповоротно была обречена в жертву креветкам и крабам. Не говоря уже о двух сачках за спиной и о лохматом шерстяном берете, напоминавшем шарик цветущего синеголовника, что растёт на дюнах; они дополняли портрет морской охотницы, не оставляя на сей счёт никаких сомнений.

Проскользнув мимо того, кто её окликнул, она спустилась к скалам, широко и уверенно перебирая худощавыми точёными ногами цвета обожжённой глины. Флип глядел ей вослед, сравнивая сегодняшнюю Вэнк с той, прежней, какую он помнил с предыдущих каникул. Похоже, она наконец перестала тянуться в рост. Давно бы пора! А то с прошлого года мяса на костях не прибавилось. Её коротко стриженные волосы рассыпались, как вызолоченная солнцем солома; она взялась их отращивать уже четыре месяца назад, но пока что их невозможно было ни уложить, ни заплести в косицу; щёки и кисти рук почернели от загара, а шея под волосами оставалась молочно-белой; улыбалась она чуть натянуто, зато хохотала звонко и при том, что глухо застёгивала блузки и кофты на почти мальчиковой груди, – подтыкала юбки и подворачивала панталоны так высоко, как могла, когда приходилось спускаться к воде, и шлёпала у берега с невозмутимостью младенца…

Её сотоварищ по летним досугам, лёжа на песчаной косе, утыканной высокими редкими травинками, наблюдал за ней, уперев в скрещённые руки подбородок с ямочкой посредине. Он ровно на год старше Вэнк: ему уже шестнадцать с половиной, всё детство они были неразлучны, а теперь возмужание стало отдалять их друг от друга. Уже в прошлом году они перебрасывались едкими словечками, обидными и коварными замечаниями. А теперь между ними так легко воцаряется томительное молчание, что они предпочитают делать вид, будто дуются друг на друга: это избавляет от тягостных усилий поддерживать разговор. Но Флип – тонкая бестия, прирождённый изворотливый ловец душ – свою собственную немоту облекает некой таинственностью. Он позволяет себе снисходительно-самоуверенные жесты, роняет что-либо вроде: «К чему?.. Тебе этого не понять…», в то время как Вэнк остаётся только молчать, страдая от собственной бессловесности и от избытка того, что ей хотелось бы узнать и поведать. Она костенеет, удерживая в себе до времени созревшее и почти неосознанное стремление всё отдать, ибо опасается, как бы меняющийся день ото дня и час от часу набирающий силу Флип ненароком не порвал хрупкую цепочку, каждое лето с июля по октябрь приковывавшую его к склонённым до самой воды деревьям густого леса, к облепленным чёрными водорослями скалам. У него появилась роковая привычка глядеть на неё не видя, словно Вэнк вылеплена из какого-то прозрачного, текучего и не стоящего внимания вещества…

Быть может, уже через год она падёт ему в ноги и взмолится совершенно по-женски: «Флип, не будь таким жестоким!.. Я люблю тебя, делай со мной что угодно… но перестань молчать, Флип…» Однако она пока ещё хранит мечтательное достоинство девочки-подростка, она непокорствует, и Флипа это раздражает.

Он долго глядит, как худое грациозное дитя в такую рань спускается к морю, и сам не понимает, что ему желаннее: приласкать или поколотить строптивицу. Но так хочется видеть её доверчивой, послушной, всегда готовой безраздельно принадлежать ему подобно тем сокровищам, обладать коими он уже стыдится: засушенным лепесткам, крупным зёрнам агата, раковинам и цветным окатышам, картинкам, маленьким серебряным часам…

– Подожди, Вэнк, я иду с тобой, – крикнул он. Она замедлила шаг, но не обернулась. В несколько прыжков он настиг её и отобрал один из сачков для ловли креветок.

– Почему ты взяла оба?

– Маленький для узких нор и мой собственный, как обычно.

Он придал своим чёрным глазам сколь можно более нежности и вонзил взгляд в голубые очи девушки:

– Так это не для меня?

В тот же миг он протянул руку, помогая ей преодолеть коварный крутой отрезок скалистой тропки, и сквозь густой загар на щеках Вэнк проступил горячий румянец. Любого непривычного жеста, необычного взгляда теперь было достаточно, чтобы повергнуть её в смущение. Ещё вчера они лазали по меловым уступам и обследовали крабьи норы порознь, каждый на свой страх и риск, хоть и держались поблизости друг от друга. К тому же, будучи столь же проворной, как и Флип, она не припоминала, чтобы раньше ей в чём-нибудь требовалась его помощь…

– Нельзя ли помягче, Вэнк? – улыбаясь взмолился он, когда девушка слишком порывисто и ловко выдернула руку. – За что ты так сердишься на меня?

Она закусила губы, потрескавшиеся от воды, и вновь запрыгала по утёсам, ощетинившимся острыми раковинами морских желудей. С ним-то самим что происходит? Смущённая, она не находила ответа. Сейчас он такой предупредительный, милый… и вот предложил ей руку, совсем как взрослой даме. Она медленно опустила сачок в расселину, где спокойная морская вода позволяла разглядеть водоросли, голотурий, «волков»-скорпен, казалось, состоящих из одной головы и плавников, чёрных крабов с красными полосками у края панциря, креветок… На блестящее зеркало воды упала тень Флипа.

– Да отодвинься же! Из-за тебя креветок не разглядеть, и потом, эта большая нора – моя.

Он не упорствовал, и она принялась ловить сама, орудуя сачком без должной осторожности и не так сноровисто, как бывало прежде. Десять, двадцать креветок успели увернуться, когда она слишком резко подсекала их сачком, и, забившись в недоступные щели, шевелили оттуда тонкими щупальцами, поддразнивая неуклюжую снасть…

– Флип! Флип, иди сюда! Тут полно креветок, и они никак не даются в руки!

Он приблизился и, наклонясь, заглянул в эту крошечную бездну, кишащую всякой живностью.

– Всё в порядке! Ты просто не умеешь…

– Всё я умею! – почти что взвизгнула Вэнк. – У меня только не хватает терпения.

Флип погрузил сачок в воду и застыл.

– Там, в расселине, – прошептала у него за плечом Вэнк, – такие чудные-чудные… видишь их рожки?

– Пустяки. Что за ними гоняться, сами придут.

– Ты так думаешь?

– Ну да. Смотри.

Она перегнулась через его плечо, и её волосы, словно короткое крыло врасплох схваченной птицы, забились у его щеки. Она отпрянула, потом в забытьи азарта снова склонилась к нему и вновь отшатнулась. Казалось, он ничего не