Птичка-то – глухарек… кому это нужно? Ты же все понимаешь… А мои хозяева как взбесились: обеспечь безопасность! Дай результат любой ценой. Им теперь со всех сторон снайперы чудятся, киллеры-шмиллеры. Беда, мужики… беда. Берут меня за горло. А ты же меня, Митька, знаешь: я всю жизнь воров ловил… Какие, к черту, киллеры? – Зеленцов помолчал, потом спросил:

– Ну что, возьметесь?

– За десять тонн зеленых? Можно попробовать.

***

Брюнет дал свое принципиальное согласие. С оговоркой: не в ущерб интересам дела. Потом поинтересовался:

– Вам что – денег не хватает?

– Денег всегда не хватает. Но в данном случае не в деньгах дело, Виктор… Тем более что успех не гарантирован. А соответственно, не гарантировано и вознаграждение.

– Если дело не в деньгах, то в чем?

– Ремесло у нас такое, – улыбнулся Петрухин.

– Работайте… ремесленники, – сказал Брюнет. – Но не в ущерб делу.

– Ущерба не будет. Один из нас все время остается «на хозяйстве». Это во-первых. Во-вторых, ежели мы поднимем дело, ты, господин олигарх, поднимешь свой авторитет.

– Каким боком тут мой авторитет?

– А как же? – сказал Петрухин. – Сам посуди, Витя: в городе уже ходят разговоры, что, мол, Брюнет обзавелся собственной профессиональной службой безопасности. Убийство Нокаута раскрыли. А ежели мы классическую заказуху сумеем поднять? А? Любой самый беспредельный отморозок скажет: эге, а с Витькой-Брюнетом лучше не вязаться.

– Убедили, – с улыбкой хлопнул ладонью по столу Голубков. – Поднимайте свою заказуху… и мой авторитет.

Купцов и Петрухин двинулись к двери.

– Кстати, – сказал Брюнет. Партнеры остановились. – Кстати… какое вознаграждение установил «Феникс» за Образцова?

– Десять тысяч баксов, – ответил Петрухин.

Петрухин:

Мы поехали в главный офис этого «Феникса». Место они отхватили козырное – в самом центре, в сотне метров от Казанского собора. Офисы здесь стоят бешеных денег, и далеко не каждая фирма может позволить себе офис в таком месте. Зато если сможет – это сразу наглядно демонстрирует вес фирмы.

У подъезда, где угнездилась птичка «Феникс», остановиться было негде. То есть свободные места были, но, как и «положено», не для всех. Пустующие места были закрыты табличками с надписью "ЗАО «Феникс». Я вкатился на пустующее место и почти уперся бампером в табличку. Просигналил. Почти сразу распахнулась дверь с черным зеркальным стеклом и золотым изображением птицы, объятой пламенем… распахнулась дверь, и из нее вышел вразвалку молодой мордатый бык в черной униформе, темных очках и, разумеется, с дубинкой. Бык остановился возле двери, ткнул концом дубинки в мой «фолькс», а потом сделал пренебрежительное движение: пошел вон!

Я снова коротко посигналил и подал свой автобус на несколько сантиметров вперед, на «фишку». Морда у быка вытянулась. Пару секунд он рассматривал меня с некоторым удивлением: что, мол, это за урод такой? Потом решительно направился к нам. На груди быка горела золотом огненная птица. Я опустил боковое стекло, бычара подошел.

– Здесь нельзя стоять, – сказал он нейтрально. Видимо, не мог понять, как к нам относиться. – Это стоянка фирмы.

– Мы как раз на фирму приехали, – сказал я. – Убирай свою «фишку».

– На фирму? – спросил бык. – А по какому вопросу?

– А может, мне объяснительную на твое имя написать? – поинтересовался я, и этот аргумент показался ему самым весомым.

Он кашлянул «деликатно» – в огромный кулак с перстнем турецкого золота – и убрал табличку. Я поставил «микрик» на освободившееся место. Между двумя одинаковыми, сверкающими «Вольво-850» обшарпанный «фольксваген» выглядел… не очень. Бык снова ощутил сомнения: того. ли он на стоянку пустил? – и двинулся к «фольксу». Но из дверей офиса уже вышел Костя Зеленцов и направился к нам.

На асфальте возле входа в офис стояла керамическая ваза с красными розами. Рядом, накрытая стеклянным колпаком, горела свеча.

– Здесь? – спросил я Костю.

– Здесь, – кивнул он.

– А где обычно он парковался?

– Там, где сейчас ты встал. Это его постоянное место.

М– да, это не есть гут. От того места, где я воткнул «фолькс», до дверей офиса пять-шесть метров. Соответственно, у снайпера было всего пять-шесть секунд. Не больше. А ежели этот Людоед был мужик энергичный, то и того меньше… И тем не менее снайпер успешно вогнал пулю ему в голову на полпути между машиной и офисом.

…Огонек свечи в стеклянном колпаке горел ровно, идеальной формы язычок пламени был вытянут вверх. Он казался наконечником копья и указывал строго в высокое небо. Оттуда, с высоты, прозвучал выстрел. Один. Всего один. И здесь, на самом дне улицы, рухнул на асфальт человек.

Я посмотрел наверх, на серую громадину дома, откуда прилетела пуля… а ведь что-то в этом есть!

Что– то есть! Я еще не понял, что именно, но что-то меня заинтересовало.

– Откуда стреляли? – спросил я.

Костя погладил усы и показал желтым никотиновым пальцем:

– С чердака. Третье окошко слева. Хочешь посмотреть место?

– Конечно, хочу.

Костя кивнул, и мы пошли в подъезд дома напротив. Лифта там не было, и подъем на пятый этаж большого удовольствия не доставил. Потолки в этих домах высотой под пять метров, плюс толщина межэтажных перекрытий – этаж выходит как два в наших «хрущевках».

На четвертом Костя остановился отдохнуть.

– Ты чего, – спросил я, – с похмелья?

– Я ж тебе говорю: облитерирующий атеросклероз нижних конечностей, – ответил Костя. – Бросать курить надо.

– А чего ж не бросаешь?

– Бросишь тут… Вот подохну, тогда и брошу.

– Логично, – сказал Купец. Мы стояли на лестничной площадке, ждали, пока Костя отдохнет. Солнечный свет проникал с улицы сквозь плохо вымытые окна. Внизу стояли автомобили, прогуливался охранник и горела свеча в стеклянном колпаке. Огонек свечи казался желтым лепестком на асфальте. Где-то я читал, что пламя свечи символически обозначает душу покойного… Не знаю, была ли у Образцова (известного больше по прозвищу Людоед) душа… не знаю, но жизнь-то у него была всего одна. Ее отобрали. Жестоко, умело, профессионально.

Мне, признаться, нисколько было не жаль души и жизни Людоеда. Он мне не очень интересен. А вот тот, кто оборвал его жизнь – напротив, – интересен безмерно. Потому что он очень ловко управляется с винтовкой и, возможно, сделал свое искусство образом и способом жизни. Именно поэтому его нужно найти и остановить. – Пошли, что ли? – сказал Костя. И мы пошли. Внизу, на дне уличного каньона, трепетала свеча, алели розы.

***

После московских взрывов в девяносто девятом всех – и власти, и обывателей – охватила паника. Подвалы и