- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (9) »
тропке на крутой берег. Куда ему и впрямь податься? К Ульяне? Но кто она ему сейчас, когда нет Ильи? Дети, конечно, — родные племянники, а она? Да и зачем лишний рот вдовьей семье?
Нужно идти к Максиму — родной брат.
Стефан взобрался на берег, откуда хорошо были видны окрестные деревеньки и хутора, заречный луг, поле, зазеленевшие округлые бугры и глинистые раны земли — овраги.
Постоял минуту, оглядел из-под ладони родную сторонушку и зашагал по направлению к Ивановке.
Чем ближе подходил Стефан к своей усадьбе, тем учащеннее билось сердце, тем труднее становилось, дышать, будто кто-то невидимый сдавливал ему горло…
То, что он увидел через несколько минут, казалось, лишило его сил. Ноги подкосились, вещмешок сам по себе сполз с плеча, а рука, державшая ватник, обессиленно опустилась. Не было не только хаты, пуньки, закута. Сгорел плетень, сгорела яблоня под окном. Все сгорело дотла. Осталась только кучка закопченного кирпича — на месте бывшей печи.
Стефан поднял обломок кирпича, влажный, почерневший, поднес к губам, поцеловал.
Навернулись слезы, и он сделал невероятное усилие, чтобы не расплакаться.
Заметил ухват, втоптанный в хлам и пепел. Подумал: «Почему его никто не взял? Или никому не нужен?» Но тут же догадался: «Ах, да, есть ведь правило: не брать с пожарища и гвоздя. Иначе в своем доме беды не миновать». В детстве он, помнится, принес из соседнего хутора, где случился пожар, совершенно новые клещи. Мать, когда узнала, откуда они, испугалась, стала, молиться, а потом с руганью вытурила Стефана из дома и приказала немедленно отнести клещи обратно. «Ты что, супостат, — кричала она вслед, — захотел, чтобы и мы погибли в огне?»
Стефан поднял с земли свои вещички и, сутулясь, побрел дальше — к брату Максиму. При этом горестно думал: «Был я Стефаном Бездетным, стал теперь еще и Бездомным».
6
Максим был на одиннадцать лет старше Стефана — зимой ему исполнилось пятьдесят пять. Мобилизации по причине возраста он не подлежал и все шестнадцать месяцев оккупации провел дома. Он не запятнал свою фамилию работой на немцев, хотя и не раз ему — даже с угрозой — предлагали стать то старостой, то полицейским. Правда, летом сорок второго года он таки пособил старосте собирать налог. Но тем самым — был такой уговор со старостой — он спас семнадцатилетнего сына от угона в Германию. Да и налог-то собирал Максим только со своей десятидворки. Лишнего не требовал, по-людски поступал, по-свойски. Так что, когда немцев в феврале сорок третьего года изгнали, наши власти не признали со стороны Максима противозаконных действий. Теперь он работал в колхозе животноводом. Скота, правда, в «Хлеборобе» было всего ничего: с десяток коров, четыре вола, три лошади, но и за ними нужен был хозяйский присмотр, а хозяином Максим был неплохим. Когда Стефан постучался, Максимова семья обедала. Из общей миски ели щи со свежей крапивой, забеленные сметаной. На загнетке остывала большая сковорода: покрытая желтоватой корочкой толченая картошка, смешанная с яйцами. От нее исходил аппетитный дух. Ольга, жена Максима, задернула на загнетку занавеску и пошла открывать дверь. Через несколько секунд она испуганно влетела в хату и запричитала: — Максим, иди сам встречай, там кто-то чужой и страшный…7
Обед братья заканчивали вдвоем. Максим, усадив Стефана за стол, достал из коника мутную бутылку, заткнутую туго свернутой бумагой. Заискивающе сказал: — Берег, тебя дожидался. На самом-то деле Максим Стефана уже не считал в живых. Писем, размышлял, не шлет, видно, прикокнули его в тюрьме или на фронте погиб. А он — явился. Нежданно-негаданно, белобрысый, с черной повязкой. Похудел, морщин прибавилось. Права Ольга: страшный. Выпили. — Отсидел, значит, — без всякого чувства проговорил Максим. — Как видишь. — А мы тут под немцем побывали… Да… Хватили горюшка… До сих пор вот крапивой питаемся… — Как-нибудь расскажешь поподробнее. — Расскажу… В колхоз, значит, решил. — А куда еще? Мужиков, я вижу, у вас совсем мало осталось. — Старики одни да калеки. Стефан поднял взгляд на брата: и он себя стариком считает. Ну, поседел Максим малость, а телом-то здоров, как бык, не скажешь, что одной крапивой питается. — Мы ведь тут почти за так работаем, — не без намека пожаловался Максим. — Присмотрюсь, — понял его Стефан. — Если не понравится, завербуюсь куда. Насти нетути, меня тут теперь ничего не держит. — А где жить будешь? — холодно спросил Максим. Вообще-то Стефан первое время думал поквартировать у брата, пока подыскивал бы себе жилье, но по вопросу понял, что тот не намерен дать ему крышу над головой. «Поди, боится, как бы я не объел его. „Крапивой питаемся…“ Так я тебе и поверил. Вот картошкой не угостил. А она, чует мой нос, где-то рядом стоит, — укоризненно думал Стефан. — А еще наверняка опасается, что станут в него пальцем тыкать: мол, впустил в дом брата-зэка… Ладно, Максим, не буду отягощать твою судьбу, не буду. Не беспокойся…» Сказал: — Жить, Максим, я стану в деревне, в Ивановке. А где точно — еще не решил. Максим облегченно вздохнул. Взял бутылку, на радостях решил налить еще. Стефан накрыл стопку ладонью. — Мне не надо. Я от этого дела отвык.8
— Вот что, дети, — говорила Ульяна, туго завязывая на затылке уголки косынки, — дядя Стефан будет жить у нас. — Пока, — добавил Стефан. — Сколько хочется, хоть всегда. Сидели ужинали. Картофельная похлебка сегодня не пошла. Угощались гостинцами, привезенными Стефаном: пряниками, конфетами, купленными в Москве на рынке. Ульяна восседала на конике, справа от нее, на широкой лавке, переглядывались и перешептывались дети: четырнадцатилетний Лешка, его погодок Петька, десятилетняя Клава и самый маленький — восьмилетний Вовик. Стефан сидел напротив них — на скамейке. Подметил: ребята не обрадовались известию, но и не нахмурились. Только самый смелый Петька спросил: — А окна бить не будете? Даже при слабом свете коптилки, сделанной из снарядной гильзы, было заметно, как вмиг покраснело лицо Стефана. Глянь-ка, уж сколько времени прошло, а они, ребятишки, помнят о его безобразиях! Стефан опустил голову. Сказал, облокотясь на стол: — Ума, Петюшка, набираются не только в детском возрасте. Мне кажется, поумнел за эти годы и я… Ульяна начала было стелить постель Стефану на лежанке, но он категорически отказался: — Чего это я хозяйку буду выживать? — Так ложись на приступке. — Не беспокойся, я уже присмотрел себе местечко, — в пуньке. Там солома, мягко —- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (9) »