Звенигор должен будет передать потомкам, и помчался следом. В безмолвно уходящем Звенигоре было что-то очень нехорошее.

Я подбежал к его палатке и столкнулся с выходящим Магнусом. Вельможа, кажется, был доволен исходом, хотя и небезуспешно скрывал это.

— Он никого не хочет видеть, — честно предупредил он меня.

Словно в подтверждение его слов из палатки опрометью вылетел вестовой. Невзирая на его протестующий окрик, я бросил ему поводья и нырнул в палатку. Я всерьез боялся, что Звен вытворит какую-нибудь непоправимую глупость.

Он сидел в углу, прямо на полу, закрыв лицо руками. На мое появление он поднял голову. Даже обрамленное пламенем, его лицо показалось мне серым.

— Ты когда-нибудь видел настоящее ничтожество? — спросил он осипшим голосом. — Смотри. Ну это надо же… пройти весь путь… и повернуть, не сделав последнего шага. Держать в руках победу… и обронить ее. Проиграть все! Скажи, как я мог ее не убить?

— А разве бы ты мог убить ее? — в свою очередь спросил я, опускаясь рядом на корточки.

— Я был должен.

Он снова спрятал лицо в ладонях. По-моему, он расплакался от бессильного презрения к себе. Я хотел бы сказать, что ни в жизни, ни в литературе не встречал никого лучше и достойнее него, но, по-моему, он не стал бы слушать. Его нельзя было оставить одного.

Так мы сидели некоторое время, не обращая никакого внимания на усилившуюся суету вокруг палатки. Довольно долго там слышались интенсивные препирательства, потом полотнище входа откинулось, и на пороге вырос давешний перепуганный вестовой.

— Ваше величество, — робко сказал он, преклоняя колени.

Я уже открыл было рот, чтобы шугануть его прочь, но он успел ляпнуть нечто совершенно невообразимое:

— Ваше величество… Его величество… другое… король Златовер пришел в себя!

— Что?!

Звенигор так вытаращился на него, что я чуть не расхохотался. Звен упругим движением — и откуда силы взялись! — поднялся на ноги и торопливо зашагал через лагерь, через толпу, сопровождаемый тревожными взглядами и шепотками.

Златовер сидел в своем костре, словно на огненном троне, и узловатые пальцы его ощупывали волосы и лоб. Звенигор остановился перед отцом. Несмелая улыбка тронула его губы. Он понял. Как и я.

— Добрый вечер, отец.

Ястребиные глаза Златовера обратились на сына. Несколько секунд оба молчали, и я с замиранием сердца ждал, когда моему другу воздадут должное.

— Вот она где, — угрюмо усмехнулся старый король. — А я-то, оказывается, жив. Поторопился ты, сынок. Перебрал полномочий.

Звенигор, словно только что вспомнив, опустился на колено, снял корону и протянул Златоверу. Тот выхватил ее из его рук и водрузил на собственное чело. Вслед за чем встал.

— Поторопился… — повторил он с мрачным сарказмом. — Что ж, лучше поздно, чем никогда. Стража!

Толпа зашевелилась, пропуская кого-то.

— Арестуйте принца Звенигора!

Тихий шорох изумления пронесся по рядам саламандр, но и только. И я понял, почему Звенигор так отчаянно не желал брать на себя королевские полномочия. Никто здесь не встанет и не скажет, что все, сделанное им, сделано на благо и во имя короля. Никто Златоверу не пискнет и слова поперек. А ведь если бы Звен собственноручно не снял и не вернул венец, старик был бы низложен, поскольку «войско следует за носящим корону».

Темные фигуры выросли по бокам Звенигора. И тут произошло то, чего я безотчетно ждал почти с самого начала Приключения. Звен взбунтовался. Ей-богу, такого надругательства не выдержала бы ни одна преданность, что уж говорить о таком пылком существе, как юный саламандр. Правой рукой он выхватил из ножен меч, левой — факел из чьих-то рук.

— Руки прочь! — выкрикнул он срывающимся фальцетом.

Те отшатнулись, оставляя его в неприкосновенном кругу. Как с мечом, так и с огнем никто из них не рискнул бы выйти против Звенигора. Воспользовавшись секундным замешательством, Звен растолкал не очень-то сопротивлявшийся народ, взлетел на Гейзера и размашистым галопом пустил его вниз с холма. В лагерь Салазани. Златовер велел было преследовать и остановить принца, но потом махнул рукой. Наверное, я никогда и ни к кому не испытаю большего презрения, чем к этому алчному до власти старику, который, чуть открыв глаза, хватился короны и, не разобравшись, не выслушав ни от кого ни слова, насмерть оскорбил единственного, кто оставался ему безупречно верен. Как огонь, опаливший возжегшую его руку. Я отвернулся и стал смотреть в спину Звенигору, влетевшему в лагерь своей недавней противницы.

Я понял. Похоже, я вообще здесь единственный, кто способен понимать Звенигора. Это была для него последняя возможность сделать то, что хотелось. Что непременно надо было сделать. Последняя возможность самому собой распорядиться. Он не мог упустить ее. И еще я подумал, что с этой безропотной сменой короля саламандры больше мне не симпатичны.

Он на полном скаку влетел в лагерь Салазани и осадил Гейзера прямо перед ее шатром. Полотнища раскинулись, и Салазани вышла навстречу. Рванулась вперед… и, скрестив на груди руки сделала полный достоинства шаг назад. Наверное, она была тогда потрясена не меньше. В тот момент, когда он швырнул ей ее жизнь, она знала, он терял все, для чего жил сам. Результаты всех своих трудов. И в тот же миг Звенигор стал значить для нее неизмеримо больше, чем Златовер. Она сняла заклятье Ледяного Сердца, сделав ответный дар. Не уступив ни в чем.

Думаю, они обошлись без слов. Вот их безмолвный диалог.

Его прямой взгляд. Спасибо.

Чуть приподнятый в кривой усмешке уголок рта. Не за что. Не стоит.

И сразу — взгляд искоса. Задержишься? Останешься?

Его опущенные глаза. Прости. Не могу.

Сведенные брови. Увидимся?

И вспышка яростной надежды в нестерпимо голубых глазах. Буду жив!..

Конь танцевал под ним, переминаясь на месте: должно быть, Звен безотчетно слишком туго натягивал поводья. Он даже не спешился. Наверное, опасался, что тогда не сможет уйти. Вот так и поговорили. Без прикосновения. Без поцелуя. А потом он развернул коня и вновь направился в свой лагерь. К своему отцу и сюзерену. Невесть откуда вывернулась Соледад, и Салазани с плачем упала в объятия сестры.

И тогда я сказал себе: «Какого черта!» Должен же я хоть чем-то проявить себя в этой сказке? С самого начала я был своему герою абсолютно бесполезен. И потому, пока Звенигор скакал навстречу аресту, я протолкался к Златоверу, преклонил колено, как он привык, представился и рассказал ему все, что он пропустил, валяясь в коме. Не знаю, к чему он прислушивался: к моей искренности или к моему титулу. В самый раз, когда я закончил, Звенигор