заседании комиссии палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности он свидетельствовал, что коммунисты стараются захватить контроль над американской киноиндустрией. Он всегда поддерживал самых ярых антисоветчиков и «оплакивал» миллионы людей за «железным занавесом».

Антисоветизм лежит в основе и его нынешней избирательной кампании. В программе республиканской партии черным по белому обозначена цель достичь военного превосходства над Советским Союзом, так чтобы США могли «уничтожить советские военные цели». В ней прямо говорится о «военных действиях повсюду в точках советской уязвимости».^[2]

Так что, скорее всего, антисоветизм — это не предвыборная пропаганда, а намеченный курс, который будет жестко проводить Рейган и его команда. Поэтому нужно готовиться к серьезному осложнению отношений с Америкой, резкому усилению международной напряженности и возрастанию угрозы войны.

Привести к одному знаменателю эти расхождения в акцентах было не так уж сложно. Поэтому практическим результатом этой работы явилась Записка в ЦК КПСС, которую Громыко и Андропов подписали 17 ноября 1980 года. Не углубляясь в оценки политического курса новой администрации, они предлагали предпринять шаги через советское посольство в Вашингтоне по установлению контактов с окружением Рейгана, имея в виду прежде всего изучение лиц, которые займут ответственные посты в его администрации, и выявление их взглядов на внешнеполитические проблемы, особенно в отношении Советского Союза.

Члены Политбюро согласились с этим, решив, очевидно, что лучше подождать и посмотреть. Правда, как рассказывал Александров, перед заседанием Политбюро состоялось горячее обсуждение всех этих вопросов в Ореховой комнате, где вновь обозначилась разница в акцентах. Но напряжение разрядила эскапада Дмитрия Федоровича Устинова.

Невысокого роста, несколько рыхлой комплекции, которую облагораживал строгий маршальский мундир, министр обороны СССР был человеком эмоциональным и нередко в отличие от Громыко и Андропова, застегнутых на все пуговицы, своих чувств не скрывал. К тому же он был веселым и острым на язык собеседником.

— Пугают нас, — сказал он. — Рейган еще только грозится, а Картер уже начал гонку вооружений. Разрядка накрылась. Поэтому, если зреть в корень, то получается: что Рейган, что Картер — разница небольшая. Как у нас в армии говорят — однохренственно! Оборону все равно надо крепить, независимо от того, кто там придет к власти в Америке.

Посмеялись. Брежнев жизнерадостно, а Андропов и Громыко сдержанно, чуть скривив губы. И тоже согласились.

Мозги с ястребиным клекотом

Определить состав ближайшего окружения Рейгана и его настрой труда не составляло. Об этом много писали американские газеты, а кадровые перестановки в Белом доме горячо обсуждались на светских раутах в американской столице. Поэтому работникам советского посольства в Вашингтоне нужно было не лениться читать газеты и ходить на приемы.

Они так и делали. Вскоре в Москву стала поступать информация, что ключевыми фигурами в американской политике являются Ричард Аллен, назначенный помощником президента по вопросам национальной безопасности, Каспар Уайнбергер, возглавивший министерство обороны и Уильям Кейси, получивший пост директора ЦРУ. Несколько особняком от них стоял новый госсекретарь Александр Хейг, который в ближайшее окружение Рейгана не входил.

Но именно он рассматривал формирование и проведение внешней политики как собственную вотчину, в которой будет безраздельно властвовать он один. Об этом Хейг прямо заявил Рейгану во время их встречи 6 января 1981 года и, как он пишет в своих мемуарах, «президент благосклонно кивал головой».^[3]

До сих пор не совсем ясно, чем руководствовался Рейган, назначая Хейга госсекретарем. В недалеком прошлом тот служил главнокомандующим вооруженными силами НАТО в Европе, и военная служба явно наложила отпечаток на его поведение. Посол А. Ф. Добрынин жаловался, что Хейг человек жесткий, не склонный к компромиссам, да еще с агрессивными манерами, весьма далекими от дипломатии.

К тому же Уайнбергер и Аллен имели свои виды на внешнюю политику и не хотели, чтобы в этой вотчине безраздельно хозяйничал Хейг. Нет, судя по всему, каких — либо принципиальных разногласий у них не было. Все они были сторонниками жесткого курса в отношении СССР. Скорее, были просто расхождения в том, кто и как будет проводить такой курс. Но это с самого начала закладывало возможность трений при проведении внешнеполитического курса. Тем более, что сведения о них быстро просочились в печать.

Что же касается второго и третьего эшелонов власти, то их стали заполнять выходцы из 4 мозговых центров США, слывших оплотом американского консерватизма:

Института Гувера Стэнфордского университета в Калифорнии;^[4]

Центр международных и стратегических исследований Джорджтаунского университета;

Института американского предпринимательства в Вашингтоне;

Комитета по существующей опасности.

Эти центры поставляли в Белый дом не только людей, но и идеи. Как шутили острословы в МИДе и КГБ, мозги с ястребиным клекотом. А по определению Андропова все они были ярыми антикоммунистами и антисоветчиками. И, как бы подтверждая это определение Андропова, один из советников Белого дома, ведущий специалист по Советскому Союзу Ричард Пайпс, заявил:

— Советские лидеры должны выбирать между мирным изменением их коммунистической системы в направлении, по которому идет Запад, или войной.^[5]

В общем, в Москве не ждали от новой администрации ничего хорошего и были правы.

Что не знали в Москве?

В Москве не знали, что несколько дней спустя после инаугурации Рейгана, 20 января 1981 года, в Белый дом приехал новый директор ЦРУ Уильям Кейси.

На правящем Олимпе в Вашингтоне Кейси был фигурой весьма колоритной. Ему уже стукнуло 68 лет, лысую голову обрамляли пряди седых волос, а очки с металлической оправой прикрывали острый пронзительный взгляд. Всем своим видом он походил скорее на пожилого пенсионера, но никак не на самого могущественного шефа американской разведки, каким он стал при Рейгане. Президент сделал его членом правительства, ввел в Совет национальной безопасности и предоставил кабинет в Белом доме. Теперь он имел свободный доступ к президенту и обычно два раза в неделю встречался с ним с глазу на глаз.

В тот день он быстрым шагом, чуть наклонясь вперед, вошел в кабинет Рейгана и стал докладывать обстановку. Тут надо бы заметить, что, при всех своих достоинствах,