терапевтов. Назвать его высокообразованным человеком – значит, ничего не сказать. Он явно восхищался каноником Лиллеем, с уважением относился к его знаниям и нисколько не сомневался, что Лиллей точно описал документ или документы, которые он видел в Париже. Нам хотелось побольше узнать о Лиллее, попробовать получить дополнительную информацию о материале, связанном с Иисусом, а также выяснить, кто в семинарии Сен-Сюльпис и в Ватикане мог интересоваться им.
Ключ к пониманию личности каноника Лиллея заключался в том, что он считал себя модернистом и был автором книги, посвященной этому движению, чрезвычайно популярному в начале двадцатого века. Модернисты выступали за пересмотр догматов церкви в свете новейших достижений естественных наук, археологии и гуманитарных дисциплин. Многие теологи понимали, что их уверенность в исторической достоверности Нового Завета не имеет оснований. Так, например, декана собора Св. Павла Уильяма Инджа однажды попросили составить жизнеописание Христа, и он отказался, заявив, что отсутствие достаточного количества достоверных фактов не позволяют писать на эту тему.
На протяжении девятнадцатого века Ватикан все больше напоминал анахронизм. Папское государство, земли которого раскинулись от Рима до Анконы, Болоньи и Феррары, все еще существовало, и папа правил в нем, подобно средневековому монарху. В тайных темницах инквизиции по-прежнему пытали подозреваемых в ереси. Признанных виновными папские суды отправляли на галеры, приговаривали к ссылке, тюремному заключению или смертной казни. Эшафоты на городских площадях никогда не пустовали. Повсюду сновали шпионы, и репрессии считались нормой. Любые новшества отвергались – папа запретил даже железные дороги, опасаясь, что путешествия и контакты между людьми подточат основы веры. И все это происходило на задворках Европы, в которой стремление к переменам в обществе набирало силу, находя выход в освободительных движениях, боровшихся против деспотизма, а также в развитии парламентских форм правления.
Несмотря на сознательно поддерживаемое невежество внешний мир через рушившиеся границы проникал в папское государство. Перемены становились неизбежными. Демократические взгляды в политике, растущая социальная активность и усиливающаяся критика библейских текстов и содержащихся в них противоречий – от всего этого религиозные догмы затрещали по швам. К ужасу католиков-консерваторов, под прямой угрозой оказалась политическая власть папы. Это стало реальной проблемой: в 1859 году после войны между Австрией и Францией, которая закончилась поражением католической монархии Габсбургов, подавляющее большинство папских земель объединились в новое государство – королевство Италия. Под властью папы Пия IX, авторитет которого серьезно пострадал в результате этих событий, теперь остался только Рим и его ближайшие окрестности. Однако вскоре положение папы ухудшилось еще больше: 21 сентября 1870 года итальянские войска отобрали у Церкви и эти скромные владения. Папе оставили только обнесенный крепостной стеной Ватикан, где его преемники правят и по сей день.
Незадолго до потери Рима папа – это выглядело как жест отчаяния – собрал Вселенский собор прелатов церкви, чтобы укрепить свою власть. Однако, созывая собор, он тем самым косвенно признавал ограниченность своей власти. Вопрос о том, кому принадлежит высшая власть, уже давно был незаживающей раной Ватикана. Неприятная правда заключалась в том, что законность папской власти утвердил не апостол Петр две тысячи лет назад, а гораздо более приземленный источник – церковный Собор в Констанце, собравшийся в начале пятнадцатого века. В то время было три папы – три понтифика, общим у которых была лишь ненависть друг к другу, – причем каждый заявлял о своем праве стоять во главе Церкви. Эта нелепая ситуация была разрешена епископами, которые утвердили законную церковную власть. С тех пор власть папы опиралась на епископов. Соответственно любой папа, стремившийся к серьезным переменам, был вынужден искать их одобрения.
Однако папа Пий IX стремился утвердить одно из важнейших изменений – объявить себя непогрешимым и таким образом получить власть над всеми верующими. Но он понимал, что придется пойти на хитрость, чтобы добиться желаемой цели. Поэтому в конце 1869 года был созван Первый ватиканский собор. Его истинная повестка дня держалась в секрете небольшой группой облеченных властью людей, в том числе трех кардиналов, каждый из которых был членом Святой инквизиции. Ни в одном из документов, касавшихся целей и задач собора, не упоминалось о непогрешимости папы. Тем временем к собравшимся в Ватикане епископам применили силовые методы давления. Тайное голосование отменялось, а самым легким наказанием за критику было лишение папских стипендий.
После двух месяцев работы в повестку дня был внесен вопрос о непогрешимости папы. Одни деятели церкви, от крыто выступавшие против этой идеи, были подвергнуты домашнему аресту, другие бежали. Один из них был избит самим папой. Несмотря на принуждение только 49 процентов епископов проголосовало за постулат о непогрешимости папы. Тем не менее 18 июля 1870 года было объявлено, что большинство проголосовало «за», и папа стал непогрешимым. Всего через два месяца итальянские войска заняли Рим и ограничили власть «непогрешимого» папы стенами Ватикана – вероятно, такова была божественная реакция на недостаток скромности у понтифика.
Папа и его сторонники хотели, чтобы постулат о непогрешимости защитил Ватикан от вызовов, с которыми ему приходилось сталкиваться, и особенно от критики Библии и от новых археологических открытий.
Цели модернистов были прямо противоположными. Они стремились пересмотреть церковные догмы в свете новейших научных достижений. Исторические свидетельства, открывшиеся в результате их исследований, помогали развеивать мифы, которые создала и поддерживала Церковь, и особенно мифы об Иисусе Христе. Модернисты также резко выступали против централизации власти и сосредоточения ее в Ватикане. Особенно влиятельным движение модернистов было в Париже, где с 1852 по 1884 год должность директора семинарии Сен-Сюльпис занимал либеральный ирландский теолог по имени Джон Хоган.
Хоган приветствовал и открыто поощрял исследования модернистов в своей семинарии. Каноник Лиллей говорил о том, что влияние именно этого человека подтолкнуло его к модернизму.[9] Многие из семинаристов Хогана посещали лекции ассириолога и знатока древнееврейского языка отца Альфреда Луази, известного модерниста и директора Католического института в Париже.