- 1
- 2
запрыгает.
— Понимает она тебя, это, — сказал угрюмый солдат.
— Уж седина показывается, отвыкать бы пора.
— Эх, тетенька, да неушто уж… Господи, — сказал добродушный солдатик, приложив обе руки к груди, — я, можно сказать, человек тихий, смирный, цыпленочка и то на своем веку, скажем, не обидел, а когда меня на войне ранили, дал я зарок, чтобы никаких слов. Думаю, лучше буду святителей поминать, коли что, вот как бабушка говорила.
К нему все обернулись.
— Ну и что же? — спросил нетерпеливо солдат с чайником.
— Ну, наши на другой же день заметили: чтой-то ты, говорят, вроде как полоумный стал? А я скажу слово, да споткнусь. Думали уж, что язык отниматься стал. Почесть ничего сказать не могу, нету слов, да на-поди.
— Обойтись своим умом задумал, по-иностранному, — сказал угрюмый солдат.
— Целый месяц, братец ты мой, держался.
— Трудно было?
— Не дай бог, прямо как без рук.
— Никто человека не мучает, так он сам себе муку выдумал.
— Бывало, в праздник люди сойдутся, у них разговор идет, а я, как немой, сижу. И взяла меня тоска…
— Чем кончилось-то? — спросил нетерпеливо солдат с чайником.
— Чем?.. Да один раз жена мне похлебкой руку обварила, я как двину ее… С тех пор и пошло.
— Разум прочистило, — сказал угрюмый солдат.
— И прямо, братец ты мой, как гора с плеч, веселый опять стал, разговорчивый, мать твою…
— О, боже мой, — сказала женщина в поддевке, — хоть бы в другой вагон перейти.
Поезд опять остановился у станции. И сейчас послышалось:
— Эй, милый, проходи!
— Лезь, голубь, лезь, мать!..
— Ну, ну, старина, домовой облезлый, карабкайся, мать…
Добродушный солдатик повернул голову к двери, с заигравшей улыбкой слушал некоторое время, потом, ни слова не говоря, ринулся вперед по головам и закричал, что было силы, над самым ухом женщины:
— Го-го-го… Орловские, что ли, мать вашу?!
— Они самые, соколики, — донеслось оттуда.
— По разговору узнал, четыре года там работал.
1918
1918
- 1
- 2