переместился не более чем на четверть дюйма, но это определенно был кивок. Вне себя от счастья и облегчения, он побежал к двери, чтобы прокричать хорошие новости для всех обитателей дома. Его мать, Оливия и большая часть слуг собрались в зале.
— Она в порядке, — задыхаясь, произнес он, не заботясь о том, что его лицо залито слезами. — Она в порядке.
— Тернер, — донесся до него хриплый голос из кровати.
— Что, любимая? — кинулся он к ней.
— Кэролайн, — сказала она тихо, изо всех сил стараясь изогнуть непослушные губы в улыбке. — Назови ее Кэролайн.
Он прижался к ее руке поцелуем.
— Значит Кэролайн. Ты подарила мне прекрасную маленькую девочку.
— Ты всегда получаешь то, что хочешь, — прошептала она.
Он пристально, с любовью смотрел на нее, понимая внезапно степень чуда, которое возвратило ее из небытия.
— Да, — сказал он хрипло, — Кажется так и есть.
* * * * * Несколько дней спустя, Миранда чувствовала себя гораздо лучше. По ее просьбе ее перенесли в спальню, которую они с Тернером разделяли в первые месяцы их брака. Эта обстановка умиротворяла ее и она хотела показать мужу, что желает реального брака. Они принадлежали друг другу. Это было так просто. Она все еще не вставала с постели, но силы понемногу возвращались к ней, и щеки окрасил здоровый румянец. Хотя возможно это было от любви. Миранда никогда не чувствовала раньше и малой доли тех эмоций, что переполняли ее сейчас. Тернер, казалось, не мог произнести и двух предложений, не выпалив их. Кэролайн вызывала в них обоих такую любовь, что это было неописуемо. Оливия и леди Ридланд тоже тряслись над нею, но Тернер попытался свести их вмешательство к минимуму, желая получить жену только для себя. Как-то, проснувшись после дневного сна, она увидела Тернера, сидящего рядом с ней. — Добрый вечер, — пробормотал он. — Вечер? Уже вечер? — она сладко зевнула. — По крайней мере, полдень уже далеко позади. — Замечательно. Я никогда не чувствовала себя такой ленивой. — Ты заслужила это, — уверил он ее, его синие глаза светились теплотой и любовью. — Каждую минуту. — Как малышка? Тернер улыбнулся. Ей удавалось задать этот вопрос в течение первой минуты любой их беседы. — Очень хорошо. Должен признаться, она получила пару отличных легких. — Она такая милая, правда? Он кивнул. — Такая же, как и ее мать. — О, я не настолько мила. Он наклонился, чтобы чмокнуть ее в нос. — Там, под ершистым характером, ты очень мила. Верь мне. Я проверял. Она покраснела. — Ты неисправим. — Я счастлив, — он поправился. — Очень, очень, счастлив. — Тернер? Он пристально посмотрел на нее, слыша сомнение в ее голосе. — Что, любимая? — Что случилось? — Я не уверен, что понимаю, что ты имеешь в виду. Она открыла рот, потом закрыла его, очевидно пытаясь найти правильные слова. — Почему ты вдруг…внезапно все понял… — То, что я люблю тебя? Она молча кивнула. — Я не знаю. Я думаю, что это было во мне все время. Только я был слишком слеп, чтобы это разглядеть. Она нервно сглотнула. — Это случилось, когда я чуть не умерла? Она не знала почему, но мысль о том, что он не смог распознать свою любовь, пока не понял, что может навсегда потерять ее, ей не слишком понравилась. Он покачал головой. — Это случилось, когда родилась Кэролайн. Я слышал ее крик, и это звук был так…так…, я не могу описать это, но я немедленно понял, что люблю ее. О, Миранда, отцовство — удивительная вещь. Когда я держу ее в своих руках…. Мне так жаль, что ты не знала этого, то на что это походило. — Полагаю, это походило на материнство, — сказала она насмешливо. Он коснулся указательным пальцем ее губ. — Помолчи. Позволь мне закончить свою историю. У меня есть друзья, у которых дети, и они говорили мне, как это замечательно, когда на свет появляется новая жизнь, которая является частью тебя самого, твоей плотью и кровью. Но я, — он откашлялся, — я понял, что люблю ее не потому, что она часть меня, я люблю ее потому, что она часть тебя. Глаза Миранды наполнились слезами. — О, Тернер. — Нет, дай я закончу. Я не знаю, что я сделал или сказал, чтобы заслужить тебя, Миранда, но теперь, когда у меня есть ты, я не отпущу тебя. Я очень тебя люблю, — он сглотнул, задохнувшись от эмоций. — Вот так. — О, Тернер, и я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, правда? Он кивнул. — И я благодарю тебя за это. Это самый драгоценный подарок, который я когда-либо получал. — Мы будем счастливы, правда ведь? — она робко улыбнулась ему. — Без сомненья, любимая, без сомненья. — И у нас будут еще дети? Выражение его лица стало строгим. — Только при условии, что ты не будешь меня так пугать. Кроме того, лучший способ избежать появления детей — воздержание, а я не думаю, что буду в состоянии это выдержать. Она покраснела, но все же сказала: — Хорошо. Он склонился к ней и поцеловал ее таким страстным поцелуем, на какой только мог решиться. — Тебе нужно еще отдыхать, — сказал он, с трудом отрываясь от нее. — Нет, нет. Пожалуйста, не уходи. Я совсем не устала. — Ты уверена? Какое счастье было знать, что кто-то о ней так заботится. — Да, уверена. Но я хочу, чтобы ты принес мне кое-что. Ты не возражаешь? — Конечно, нет. Что это? Она показала рукой: — Там, на моем столе в гостиной лежит обитая зеленым шелком шкатулка. В ней ключ. Тернер вопросительно приподнял брови, но вышел в гостиную. — Зеленая шкатулка, — уточнил он. — Да. —Вот он, — он вернулся в спальню, держа ключ. — Хорошо. Теперь, если ты вернешься к моему столу, то найдешь там большую деревянную коробку в ящике с приданым. Тернер вышел обратно в гостиную. — Боже, какой тяжелый. Что здесь у тебя? Камни? — Книги. — Книги? Что за книги могут быть настолько драгоценны, что должны быть заперты на ключ? — Это мои дневники. Он вновь вошел в спальню, обеими руками держа деревянную коробку. — Ты ведешь дневник? Не знал об этом. — Ты сам мне это посоветовал. Он обернулся. — Не было такого. — Было. В тот день, когда мы встретились в первый раз. Я рассказала тебе о Фионе Беннет и о том, какой гадкой она была, и ты подсказал мне завести дневник. — Я это сделал? — Угу. И я точно помню, что ты сказал мне. Я спросила тебя, зачем мне нужен дневник, а ты ответил: «Поскольку, когда ты превратишься в себя, и станешь столь же красива, как уже умна, то сможешь в любой момент заглянуть в свой дневник и понять, как глупы такие девочки, как Фиона Беннет. И посмеешься, когда вспомнишь, что мама говорила, что твои ноги выросли из плеч. И, может быть, с улыбкой вспомнишь обо мне и сегодняшнем, таком интересном, разговоре». Он
* * * * * Несколько дней спустя, Миранда чувствовала себя гораздо лучше. По ее просьбе ее перенесли в спальню, которую они с Тернером разделяли в первые месяцы их брака. Эта обстановка умиротворяла ее и она хотела показать мужу, что желает реального брака. Они принадлежали друг другу. Это было так просто. Она все еще не вставала с постели, но силы понемногу возвращались к ней, и щеки окрасил здоровый румянец. Хотя возможно это было от любви. Миранда никогда не чувствовала раньше и малой доли тех эмоций, что переполняли ее сейчас. Тернер, казалось, не мог произнести и двух предложений, не выпалив их. Кэролайн вызывала в них обоих такую любовь, что это было неописуемо. Оливия и леди Ридланд тоже тряслись над нею, но Тернер попытался свести их вмешательство к минимуму, желая получить жену только для себя. Как-то, проснувшись после дневного сна, она увидела Тернера, сидящего рядом с ней. — Добрый вечер, — пробормотал он. — Вечер? Уже вечер? — она сладко зевнула. — По крайней мере, полдень уже далеко позади. — Замечательно. Я никогда не чувствовала себя такой ленивой. — Ты заслужила это, — уверил он ее, его синие глаза светились теплотой и любовью. — Каждую минуту. — Как малышка? Тернер улыбнулся. Ей удавалось задать этот вопрос в течение первой минуты любой их беседы. — Очень хорошо. Должен признаться, она получила пару отличных легких. — Она такая милая, правда? Он кивнул. — Такая же, как и ее мать. — О, я не настолько мила. Он наклонился, чтобы чмокнуть ее в нос. — Там, под ершистым характером, ты очень мила. Верь мне. Я проверял. Она покраснела. — Ты неисправим. — Я счастлив, — он поправился. — Очень, очень, счастлив. — Тернер? Он пристально посмотрел на нее, слыша сомнение в ее голосе. — Что, любимая? — Что случилось? — Я не уверен, что понимаю, что ты имеешь в виду. Она открыла рот, потом закрыла его, очевидно пытаясь найти правильные слова. — Почему ты вдруг…внезапно все понял… — То, что я люблю тебя? Она молча кивнула. — Я не знаю. Я думаю, что это было во мне все время. Только я был слишком слеп, чтобы это разглядеть. Она нервно сглотнула. — Это случилось, когда я чуть не умерла? Она не знала почему, но мысль о том, что он не смог распознать свою любовь, пока не понял, что может навсегда потерять ее, ей не слишком понравилась. Он покачал головой. — Это случилось, когда родилась Кэролайн. Я слышал ее крик, и это звук был так…так…, я не могу описать это, но я немедленно понял, что люблю ее. О, Миранда, отцовство — удивительная вещь. Когда я держу ее в своих руках…. Мне так жаль, что ты не знала этого, то на что это походило. — Полагаю, это походило на материнство, — сказала она насмешливо. Он коснулся указательным пальцем ее губ. — Помолчи. Позволь мне закончить свою историю. У меня есть друзья, у которых дети, и они говорили мне, как это замечательно, когда на свет появляется новая жизнь, которая является частью тебя самого, твоей плотью и кровью. Но я, — он откашлялся, — я понял, что люблю ее не потому, что она часть меня, я люблю ее потому, что она часть тебя. Глаза Миранды наполнились слезами. — О, Тернер. — Нет, дай я закончу. Я не знаю, что я сделал или сказал, чтобы заслужить тебя, Миранда, но теперь, когда у меня есть ты, я не отпущу тебя. Я очень тебя люблю, — он сглотнул, задохнувшись от эмоций. — Вот так. — О, Тернер, и я люблю тебя. Ты ведь знаешь это, правда? Он кивнул. — И я благодарю тебя за это. Это самый драгоценный подарок, который я когда-либо получал. — Мы будем счастливы, правда ведь? — она робко улыбнулась ему. — Без сомненья, любимая, без сомненья. — И у нас будут еще дети? Выражение его лица стало строгим. — Только при условии, что ты не будешь меня так пугать. Кроме того, лучший способ избежать появления детей — воздержание, а я не думаю, что буду в состоянии это выдержать. Она покраснела, но все же сказала: — Хорошо. Он склонился к ней и поцеловал ее таким страстным поцелуем, на какой только мог решиться. — Тебе нужно еще отдыхать, — сказал он, с трудом отрываясь от нее. — Нет, нет. Пожалуйста, не уходи. Я совсем не устала. — Ты уверена? Какое счастье было знать, что кто-то о ней так заботится. — Да, уверена. Но я хочу, чтобы ты принес мне кое-что. Ты не возражаешь? — Конечно, нет. Что это? Она показала рукой: — Там, на моем столе в гостиной лежит обитая зеленым шелком шкатулка. В ней ключ. Тернер вопросительно приподнял брови, но вышел в гостиную. — Зеленая шкатулка, — уточнил он. — Да. —Вот он, — он вернулся в спальню, держа ключ. — Хорошо. Теперь, если ты вернешься к моему столу, то найдешь там большую деревянную коробку в ящике с приданым. Тернер вышел обратно в гостиную. — Боже, какой тяжелый. Что здесь у тебя? Камни? — Книги. — Книги? Что за книги могут быть настолько драгоценны, что должны быть заперты на ключ? — Это мои дневники. Он вновь вошел в спальню, обеими руками держа деревянную коробку. — Ты ведешь дневник? Не знал об этом. — Ты сам мне это посоветовал. Он обернулся. — Не было такого. — Было. В тот день, когда мы встретились в первый раз. Я рассказала тебе о Фионе Беннет и о том, какой гадкой она была, и ты подсказал мне завести дневник. — Я это сделал? — Угу. И я точно помню, что ты сказал мне. Я спросила тебя, зачем мне нужен дневник, а ты ответил: «Поскольку, когда ты превратишься в себя, и станешь столь же красива, как уже умна, то сможешь в любой момент заглянуть в свой дневник и понять, как глупы такие девочки, как Фиона Беннет. И посмеешься, когда вспомнишь, что мама говорила, что твои ноги выросли из плеч. И, может быть, с улыбкой вспомнишь обо мне и сегодняшнем, таком интересном, разговоре». Он