- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (45) »
Помню, помог милиции в Пскове банду Комбинезонова взять. Такая заварушка со стрельбой была — приятно вспомнить…
— Тогда время другое было.
— Время всегда одно, — философски ответил Суперопер и, засунув пистолет в плечевую кобуру, надел потертую кожаную куртку. — Пошли, сынок.
— Димка, чтоб никуда там не лез, — наставительно сказала мать. — Узнаю — уши оборву.
— Ладно, — ответил Димка.
Они вышли на улицу. Идти было сравнительно недалеко. Молодцовы жили в Озерном переулке, а Следственное управление, где базировалась «Ударная группа по борьбе с бандитизмом», располагалось на Захарьевской улице, рядом с питерским ФСБ. Им надо было только дойти до Литейного проспекта и свернуть направо.
— Пап, — спросил Димка, — а ты мне пушку-то дашь?
— А как же, — хмыкнул Молодцов-старший.
Они вошли во внутренний дворик Следственного управления. Здесь их ждала ударная группа. Димка был знаком со всеми оперативниками. Вот Миша Сорокин по прозвищу Малыш, гигант под два метра ростом; он мог играючи согнуть пальцами толстый гвоздь. Вот Гена Зотов по прозвищу Зоркий Глаз; это прозвище он получил за меткую стрельбу. Димка сам видел, как Гена в тире сажал пулю в пулю. Вот бывший автогонщик Семеныч, ас-водитель, умеющий запросто вести машину на двух колесах. А вот его «верный конь» — «уазик» — со множеством пулевых отверстий на ветровом стекле и дверцах.
Оперативники, щурясь на солнышке, смотрели, как к ним подходят оба Молодцова. Отец и сын.
— Принимайте пополнение, — сказал Григорий, кивнув на Димку.
— Теперь-то мы живо с бандитами управимся, — раскатисто засмеялся Миша Малыш.
Суперопер достал из кармана портсигар, на крышке которого была выгравирована надпись: «Григорию Молодцову — мастеру силового задержания».
— Закуривайте, мужики, — протянул он раскрытый портсигар оперативникам.
Те взяли по сигаретке и разом задымили.
— Ну как дела? — спросил Молодцов.
— Пока тишь да гладь, Григорий Евграфыч, — ответил Гена Зоркий Глаз.
Не успел он это сказать, как в кабине «уазика» заработала рация.
— «Первый», «Первый», я — «Пятый». Прием.
Семеныч залез в кабину и взял микрофон.
— «Первый» слушает.
— Немедленно бурум-дурум-дурум-бу-рум, — неразборчиво проговорила рация. Как и «уазик», рация была старая и регулярно откалывала подобные номера.
— Чего, чего? — переспросил Семеныч. — Повторите.
— Бурум-дурум-дурум-бурум, — повторила рация.
На этот раз Семеныч все понял.
— Гриша, — повернулся он к Молодцову, — на Сенной братва разборку устроила. Палят друг в друга из автоматов.
— Заводи колымагу, — приказал Суперопер. — Едем.
Оперативники быстро заскочили в «уазик», Семеныч дал по газам, и машина, выехав из ворот Следственного управления, понеслась в сторону Сенной площади.
«Тихое» дежурство началось.
Ромка и Лика медленно брели по дорожкам Таврического сада. «Что б такое сказать?» — мучительно соображал Ромка. Если в школе он худо-бедно находил темы для разговоров с Ликой, то сейчас прямо как отрезало. Он совсем не знал, о чем с ней говорить. Уже минут десять они молчали. — Хорошая сегодня погодка, — наконец выдавил Орешкин. — Да, — ответила Лика, — неплохая. Они снова замолчали. — Лето скоро, — сказал Ромка шагов через тридцать. — Угу, — согласилась Соломатина. — Скоро. Тут Ромка понял, о чем можно поговорить. — А ты на каникулах куда поедешь? — спросил он. — Еще не знаю, — пожала плечами Лика. — Мы с родителями пока не решили. Но скорее всего — на Канарские острова. Ромка подумал, что Лика шутит, и тоже пошутил: — Что хорошего на этих Канарских? Езжайте лучше на Багамские. — Ой, нет, — поморщилась Лика. — На Багамах мы были в прошлом году. Мне там дико не понравилось. Мне вообще Штаты не нравятся. Орешкин понял, что Лика не шутит. — Ты была на Багамских островах? — Да. Мы каждый год за границей отдыхаем. — И в Париже была? — Конечно. — А в Австралии? — И в Австралии. Мы месяц в Сиднее прожили. Для Ромки слова Париж, Сидней, Канарские острова звучали примерно так же, как Марс, Юпитер, Млечный Путь… Это было что-то очень далекое и недостижимое. Сколько Орешкин себя помнил, он всегда проводил лето у бабушки в деревне. Дорожка повернула налево, и теперь они шли вдоль чугунной решетки сада. — А вон там я живу, — показала Соломатина на дом, стоящий за оградой, через дорогу. — Мы недавно здесь квартиру купили. — А где твои окна? — На третьем этаже. Отсчитай от угла двенадцать окон. Это и будет наша квартира. — Двенадцать окон?! — поразился Ромка. — Да, двенадцать. — Сколько же у вас комнат? — Семь. Орешкин даже остановился. Семь комнат!.. Ничего себе заявочки! — Четвертое и пятое окна — моя комната, — показала Лика. Но Ромка смотрел не на окна, а на Лику. — Сколько ж твой отец выложил за такую квартирку? — Ой, я не знаю. Кажется, очень много. В этом районе дорогие квартиры. — Выходит, твои родители «новые русские»? — Ну да, — спокойно подтвердила Лика. Орешкин нахмурился. Он не раз слышал, что «новые русские» сплошь бандиты и мошенники. — Все «новые русские» — бандиты и мошенники, — не удержавшись, сказал Ромка. — Почему все? Не все. Мой папа, например, не бандит и не мошенник. — А откуда у него такие деньги? — Заработал. — Разве можно в нашей стране честным путем заработать сотни тысяч долларов? — Видишь ли, мой папа физик-электронщик. И к тому же изобретатель. За каждое изобретение он получает процент от прибыли. Так что все по-честному. И в самом деле по-честному выходило. — Извини, — буркнул Орешкин. — Да ничего, — сказала Лика. — Ты же не знал. Между прочим, мой папка совсем не такой «новый русский», каких по телику показывают. Он настоящий ученый. И деньги ему до лампочки. Он постоянно что-то изобретает. Даже когда мы на курорте отдыхаем, папка, вместо того чтобы идти с нами на пляж, запрется в номере и пишет формулы в блокнот. — А что он изобрел? — О-о, массу всевозможных вещей. А сейчас работает над главным изобретением своей жизни. Так он говорит. Папка хочет найти способ передачи голографического изображения на расстояние. Ты знаешь, что такое голография? Ромка о голографии слышал впервые. Но на всякий случай кивнул. — Знаю. — Папка говорит, что если все получится, то настанет новый этап развития телевидения. Плоское изображение исчезнет, его заменит объемное… — Соломатина начала подробно рассказывать об
Глава III Прогулка в Таврическом саду
Ромка и Лика медленно брели по дорожкам Таврического сада. «Что б такое сказать?» — мучительно соображал Ромка. Если в школе он худо-бедно находил темы для разговоров с Ликой, то сейчас прямо как отрезало. Он совсем не знал, о чем с ней говорить. Уже минут десять они молчали. — Хорошая сегодня погодка, — наконец выдавил Орешкин. — Да, — ответила Лика, — неплохая. Они снова замолчали. — Лето скоро, — сказал Ромка шагов через тридцать. — Угу, — согласилась Соломатина. — Скоро. Тут Ромка понял, о чем можно поговорить. — А ты на каникулах куда поедешь? — спросил он. — Еще не знаю, — пожала плечами Лика. — Мы с родителями пока не решили. Но скорее всего — на Канарские острова. Ромка подумал, что Лика шутит, и тоже пошутил: — Что хорошего на этих Канарских? Езжайте лучше на Багамские. — Ой, нет, — поморщилась Лика. — На Багамах мы были в прошлом году. Мне там дико не понравилось. Мне вообще Штаты не нравятся. Орешкин понял, что Лика не шутит. — Ты была на Багамских островах? — Да. Мы каждый год за границей отдыхаем. — И в Париже была? — Конечно. — А в Австралии? — И в Австралии. Мы месяц в Сиднее прожили. Для Ромки слова Париж, Сидней, Канарские острова звучали примерно так же, как Марс, Юпитер, Млечный Путь… Это было что-то очень далекое и недостижимое. Сколько Орешкин себя помнил, он всегда проводил лето у бабушки в деревне. Дорожка повернула налево, и теперь они шли вдоль чугунной решетки сада. — А вон там я живу, — показала Соломатина на дом, стоящий за оградой, через дорогу. — Мы недавно здесь квартиру купили. — А где твои окна? — На третьем этаже. Отсчитай от угла двенадцать окон. Это и будет наша квартира. — Двенадцать окон?! — поразился Ромка. — Да, двенадцать. — Сколько же у вас комнат? — Семь. Орешкин даже остановился. Семь комнат!.. Ничего себе заявочки! — Четвертое и пятое окна — моя комната, — показала Лика. Но Ромка смотрел не на окна, а на Лику. — Сколько ж твой отец выложил за такую квартирку? — Ой, я не знаю. Кажется, очень много. В этом районе дорогие квартиры. — Выходит, твои родители «новые русские»? — Ну да, — спокойно подтвердила Лика. Орешкин нахмурился. Он не раз слышал, что «новые русские» сплошь бандиты и мошенники. — Все «новые русские» — бандиты и мошенники, — не удержавшись, сказал Ромка. — Почему все? Не все. Мой папа, например, не бандит и не мошенник. — А откуда у него такие деньги? — Заработал. — Разве можно в нашей стране честным путем заработать сотни тысяч долларов? — Видишь ли, мой папа физик-электронщик. И к тому же изобретатель. За каждое изобретение он получает процент от прибыли. Так что все по-честному. И в самом деле по-честному выходило. — Извини, — буркнул Орешкин. — Да ничего, — сказала Лика. — Ты же не знал. Между прочим, мой папка совсем не такой «новый русский», каких по телику показывают. Он настоящий ученый. И деньги ему до лампочки. Он постоянно что-то изобретает. Даже когда мы на курорте отдыхаем, папка, вместо того чтобы идти с нами на пляж, запрется в номере и пишет формулы в блокнот. — А что он изобрел? — О-о, массу всевозможных вещей. А сейчас работает над главным изобретением своей жизни. Так он говорит. Папка хочет найти способ передачи голографического изображения на расстояние. Ты знаешь, что такое голография? Ромка о голографии слышал впервые. Но на всякий случай кивнул. — Знаю. — Папка говорит, что если все получится, то настанет новый этап развития телевидения. Плоское изображение исчезнет, его заменит объемное… — Соломатина начала подробно рассказывать об
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (45) »