спросил:
— Где у тебя тут балкон?
— Слушай, — взорвался я, — у меня пятый этаж! Может, ты как-нибудь через дверь, а?
«Пришелец» нахмурился и повторил:
— Где у тебя балкон?
«А, фиг с ним, — решил я, — если хочет, пусть бросается с балкона, а я уже устал от всего этого!».
Я провёл его в комнату и кивнув на балконную дверь, сказал:
— Вон балкон. Но я бы, всё-таки, советовал тебе выйти через дверь, потому что силу земного притяжения ещё никто не отменял.
Он равнодушно махнул рукой и, не прощаясь, вышел на балкон. А дальше произошло то, что я никак потом не мог себе объяснить. Ещё несколько минут он стоял под дождём, глядя в тёмное ночное небо и вдруг исчез, как привидение! Готов поклясться, что он не пригнул вниз — это бы я заметил! Он именно исчез. Вот стоял и вот уже нет его! Я даже выскочил вслед за ним под дождь и попытался рассмотреть, что там внизу, представляя себе распластанное на асфальте искалеченное тело. В темноте ничего нельзя было разглядеть. Проклиная весь этот сволочной мир, Надьку, из-за которой мне пришлось уйти из дома, начальника с его клиническими заскоками и всех психов вместе взятых, я вышел в подъезд, прекрасно понимая, что, если он действительно выпрыгнул, то я ему уже ничем не смогу помочь. Зачем я полез в воду его спасать? Утонул бы и отмучился уже. Не думаю, что быть безумным так уж приятно. Как же мне всё это надоело!
Внизу никого не было! Ни живого, ни мёртвого! Не понимая, что происходит, я задрал голову и стал искать его на других балконах, но Белёк испарился, как будто его никогда и не было. Фантастика!
Вернувшись домой, я завалился спать. Измотанные нервы молили о пощаде и в сон я провалился, как в бездну.
Глава 2
Болезнь
Утро встретило меня монотонным шуршанием дождя и мутным серым небом, а так же страшной головной болью и скверным самочувствием. В горле, как будто кактус застрял, а нос категорически отказывался дышать. Впрочем, этого следовало ожидать — ноябрь не самый лучший месяц для купания в реке. Всё, произошедшее вчера, вспоминалось, как в тумане, словно накануне я был мертвецки пьян. Бред какой-то!
Меня бил озноб и не хотелось даже шевелиться, настолько болело всё тело! Острая жалость к себе накрыла меня горячей волной. Ну, вот дождался! Один одинёшенек, как перст, совершенно больной и разбитый. Вспомнилась банальность о стакане, который некому подать. Болеть в одиночестве — это ужасно! Я глубоко вздохнул и сразу же закашлялся. Зачем я вчера прогнал Надюху?! Вот теперь меня мучило позднее раскаянье.
Дверь в спальню открылась и на пороге возникла она, Надька! Жаль, что я не Пушкин, а то выдал бы что-нибудь типа: «я помню чудное мгновенье — передо мной явилась ты»! Всё-таки женщины — это чудо! Как она почувствовала, что мне плохо? Не зря же говорят, что у этих загадочных созданий интуиция хорошо развита, не то, что у нас — мужиков. Вернулась! И это, не смотря на то, что я её вчера сильно обидел — я расчувствовался почти до слёз.
— Привет, — просипел я, — ты вернулась?
— Я забыла вчера оставить тебе ключ, — сухо ответила она, — вернулась, а ты тут совершенно больной. Когда ты успел? Вас, мужиков, ни на минуту нельзя оставлять одних. Ну, как дети малые!
Смешно, как будто на это надо много времени. Ноябрь, грипп, вода в реке холодная…
В комнате повисло напряжённое молчание. Никто не знал, что говорить. Наконец, Надежда сказала:
— Ладно, будем тебя лечить, куда денешься. Только ты не сопротивляйся, а то я на тебя злая, могу и огреть чем-нибудь!
Она взяла градусник, встряхнула и засунула мне подмышку. Я безропотно повиновался. Оставаться в гордом одиночестве наедине с заложенным носом, больным горлом и изматывающим ознобом, не хотелось.
— Слушай, я не поняла, почему там, в ванной, валяется твоя одежда вся мокрая? Где можно было так промокнуть? Ты, что, купался в одежде?
На этот вопрос я решил не отвечать. Да что тут можно умное соврать? В Белька она точно не поверит, да я и сам сегодня уже в это не верю. Надежда не стала зацикливаться на деталях и настойчиво продолжила свою нравоучительную беседу.
— Это тебя Бог наказал за то, как ты со мной поступил! — Уверенно произнесла она, нисколько не сомневаясь в своей правоте. Вытащив градусник, она даже присвистнула. — Почти сорок! Надо вызывать врача. Как только тебя угораздило? Вчера ещё был вполне здоров.
— На это много ума не надо, — заискивающе прошептал я.
Чтож, возможно она и права, но ведь свой грех я искупил спасением утопающего…
— Так, я сейчас звоню в скорую! — Заявила она твёрдо.
— Не надо мне тут врачей! Я им не доверяю. Знаешь, — захотелось мне поделиться с ней вчерашним происшествием, — я вчера познакомился с одним психом…
Она усмехнулась и ответила:
— А чего ты удивляешься, подобное тянется к подобному.
Желание исповедоваться сразу пропало. Как ни крути, мы с ней слишком уж разные. Понять друг друга нам трудно. А. если уж совсем честно, то вообще невозможно. Мы с ней, как будто из разных вселенных. Я закрыл глаза и откинулся на подушку. Слушал, как она хозяйничает на кухне и на душе стало спокойно и тепло. Незаметно навалился тяжёлый больной сон…
— Так, — голос Надюхи разорвал липкие щупальца сна, — иди есть.
— Не хочу. Лучше дай мне сигарету.
Надька мгновенно превратилась в фурию, сощурила глаза и заявила:
— Обойдёшься без курева. Можно немного потерпеть.
Ну, вот, начинается старая история. С неслышным миру стоном я выбрался из-под одеяла и поплёлся на кухню. Я благодарен ей за то, что не оставила меня тут одного подыхать, но никому не позволю лишать меня этих маленьких радостей жизни, к которым я уже привык. Какой смысл в этой жизни, если не потакать иногда своим слабостям?
Затянулся глубоко и сразу же последовал приступ кашля. Дым был сладковатым и противным, как будто вместо табака я курил горелые тряпки. Не получается. Вот зараза, даже этого малого удовольствия я лишён!
— Что, не идёт? Совсем никак? — Спросила Надежда ехидно. — Вы, мужики, как маленькие дети, всё назло, всё поперёк. Я же знаю, что говорю!
Она поставила передо мной тарелку с горячим супом и приказала:
— Ешь!
Безропотно я хлебал безвкусную, из-за температуры, еду и пытался вспомнить вчерашнее происшествие. Теперь всё казалось безумно глупым и нелепым. Инопланетянин, надо же такое придумать! Только вот одно меня мучает: куда он, всё-таки, пропал? Взгляд упал на, свесившуюся с ложки, вермишелину.
— Червяк, — задумчиво произнёс я, — глист!
Надька вспыхнула. Я давно заметил, что критиковать её кулинарные способности нельзя, никак нельзя — опасно для жизни.