избу.

Колесников вскочил и шагнул в темноту.

— Где она?

— Подойди, Клаша, не видать тебя, — сказал Кожарин.

По шагам Колесников догадался, что Клавдия рядом.

— Спасибо за приглашение, — сказал он. — Это я должен прощения просить, что пришел незваным. А на вас у меня никакой обиды нет.

— А нет, так пойдемте.

— Никак не могу. И так засиделся. Мне на первый автобус нужно поспеть. С удовольствием посидел бы, но никак не могу.

Кожарин поддержал Колесникова.

— Это верно, поздно. Другой раз приедете, будете гостем. Спасибо за разговор.

— И я очень рад. До свидания, Клавдия.

Он ощутил тепло протянутой руки, нашел ее в темноте и крепко пожал.

— Счастливо вам доехать, — сказала Клавдия.

Лицо ее вдруг осветилось, как будто ночь сменилась утром и все озарили лучи солнца. Клавдия улыбалась и повторяла: «Приехали. Приехали».

— Приехали, гражданин, приехали!

Колесников открыл глаза, увидел проводницу, трясшую его за плечо. Поезд замедлял ход. Пассажиры уже толпились в коридоре.

С трудом расцепив склеившиеся пальцы, Колесников сел и тупым взглядом разбуженного человека уставился в свой портфель. Он никак не мог сообразить, когда успел заснуть и что из прошлого уже видел во сне. Хотя это не имело никакого значения, было обидно. Если бы его не растрясла проводница, может быть, он вспомнил бы что-то еще, самое важное, без чего будет очень трудно написать обвинительное заключение по происшествию в Алферовке.