- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (12) »
зубами в Пашкину штанину.
— Ой! — крикнул Щукин и, пнув Ромчика в белую грудку, помчался по улице.
— Ай да Роман Полканыч! Возьми, возьми его!.. Ату-ату, его! — кричали мои товарищи.
* * *
Прошло много времени. Своей понятливостью пёс удивлял не только меня, бабушку и маму, но даже папу. Как-то мы все вместе пошли в клуб, а Романа Полканыча оставили дома вместе с кошкой Пуськой. Пуська и Ромчик жили очень дружно, не ссорились. Пуська облизывала своим шершавым языком Романа Полканыча, а он только моргал от удовольствия и, в свою очередь. изредка проводил языком по шелковистой Пуськиной шёрстке. Так, вот, Ромчик остался дома с Пуськой. Когда мы вернулись домой, я сразу заметил, что моя постель измята, а одеяло скомкано. Сначала я подумал, что Пуська валялась на моей постели, но мама покачала головой: — Нет, это не Пуська. После того, как я стегнула её ремешком, она никогда не ложится на кровать. — Тогда кто же? — спросил, посмеиваясь, папа и, повысив голос, сказал: — Уж не Роман ли Полканыч это, а? — и папа сердито взглянул на собаку, которая смирно сидела у комода, помахивая своим коротким хвостом. — Конечно, это виноват Роман Полканыч! — повторил папа, и Ромчик поднял сначала одно ухо, потом другое и с виноватым видом медленно поплёлся на кухню, воровато озираясь по сторонам. — Ну, что я сказал? Так и есть: на кровати изволил почивать не кто иной, как наш Роман Полкаиыч! — торжествовал папа, весело подмигивая мне. Роман Полканыч после этого случая на мою кровать больше ни разу не прыгал. Недели через две мой друг снова набедокурил: изгрыз дорогой папин портсигар из жёлтой кожи и утащил под печку красивый, вышитый мамой коврик. Вот тут-то папа совсем вышел из себя и велел бабушке на другой же день избавиться от Ромчика. Бабушка рано утром пошла на базар и привела молодого колхозника из далёкого села. Я в то время сидел на печке и всё слышал. — Вот собака, берёшь? — спросила бабушка. — Ладно, бабка, согласен, — сказал парень и подмигнул мне. Я отвернулся. А колхозник увел с собой Романа Полканыча. Я видел из окна, как Ромчик рвался из рук колхозника и печально повизгивал. Шерсть на его спине топорщилась, как травка, он выглядел грустным и побитым. Когда я пришёл в школу, учительница Мария Васильевна взглянула на меня с удивлением: — Что с тобой, Гриша? Я ее сперва не понял и сказал: — Со мной учебники, Мария Васильевна. Мария Васильевна рассмеялась: — Я тебя не об учебниках спрашиваю. Ты нездоров сегодня? — Нет, я здоров. Я ничего не сказал, учительнице про Романа Полканыча. А когда меня вызвали к доске, я вдруг забыл таблицу умножения и не смог решить простую задачку. Вообще в тот день я нигде не находил себе места. А потом, когда я пришёл домой, бабушка совсем доняла меня. Она сказала: — Не вернётся теперь наш Полканыч. Я рассердился и даже не стал есть горячие жареные пирожки. Я очень скучал о своём друге. — Не горюй, Грибок, — говорила потом бабушка, — Ромчик любит тебя, и помнит тебя. Мне кажется, что он сейчас где-нибудь в конуре строит планы, как бы снова улизнуть домой. — Ах, как это было бы хорошо! — вздохнул я. Мама тоже хотела видеть Ромчика, и только папа очень сердился на него. Но Ромчик не посчитался с папой и через три дня опять появился в нашем доме, с обрывком верёвки на шее. Жалобно скуля, Роман Полканыч покорно валялся у наших ног, словно просил прощения за свои старые проделки. — Пусть живёт твой Роман Полканыч, — смеялся папа, — пусть живёт у нас. Мы отдаем его в дальние края, а он всё-таки находят путь к дому и возвращается обратно. — Спасибо, папа, — воскликнул я и со всех ног кинулся на улицу. За мной, смешно косолапя, с радостным лаем бежал Роман Полканыч. Мне показалось, что теперь Ромчик особенно меня полюбил: он не отставал от меня ни на шаг. Я на реку, и он на реку, я к товарищам, и он со мной! Мне даже казалось, что Роман Полканыч лаял: «Рад, рад, рад». Однажды вечером, возвратившись с работы, папа сообщил новость: — Ну, друзья мои, скоро, в путь-дороженьку! — Куда? — в один голос спросили мама, бабушка и, конечно, я. — Километров за двести, в город Оханск, что на берегу Камы стоит. Мне поручили большую работу — руководить отправкой леса для новостроек. Я, конечно, обрадовался. Очень уж хотелось поплавать на плоту, поудить на Каме рыбу. Ведь у нас река мелкая, да и рыбы мало. А я и удить люблю и уху есть тоже. Особенно из котелка на берегу. Но больше всего мне хотелось познакомиться с людьми которые на плотах работают. Сплавщики-то, наверняка, на всех реках побывали и всё знают. Вот хорошо бы с ними поплавать по Каме, по Волге, города посмотреть… Не сидеть же мне всю жизнь с бабушкой да её сказки про Жар-птицу и серого волка слушать. И школа в Оханске, наверное, не то, что у нас, — большая, каменная, да и ребят больше. Там у меня много новых друзей будет. Здесь у меня, конечно, тоже есть друзья, но очень уж я обижаюсь на Пашку Щукина, мы с ним не сошлись характерами. С того дня, как папа сказал, что мы уезжаем в Оханск, я сидел как на иголках, всё бегал из угла в угол: даже на улицу к ребятам выходить не хотелось. Целые две недели прошло, а мы всё ещё не ехали. И я даже перестал верить, что мы поедем. Но вот папа сказал: — Складывайте багаж, послезавтра едем. — А Ромчик? — полюбопытствовал я. — А с Ромчиком, Грибок, придётся расстаться: в такую даль с собой собак не берут. Мы его подарим нашему соседу Петру Петровичу. Хорошо? — Хорошо, — храбро заявил я, но, забравшись на печку, заплакал. Ночью я спал очень плохо. Жалко, оставлять здесь Ромчика одного. Утром нашей квартиры было не узнать: стены голые, печальные, а на полу ящики, зашитые в половики и рогожи, пузатые узлы. Мама и бабушка укладывают в корзину продукты на дорогу, завязывают чемоданы. А Ромчик весело прыгает по комнате и виляет хвостиком. Кажется, хочет крикнуть: «Едем! Едем! Вот хорошо-то!» А бабушка сердитая такая, на Ромчика не глядит, а только ворчит: — Вот привязался пёс-непоседа, путается тут под ногами… А я ведь вижу: жалко ей Ромчлка, она у меня хоть и ворчит, а добрая и ласковая. Я с грустью смотрел, как играли Ромчик и Пуська. Роман Полканыч рычал и делал вид, что хочет разорвать Пуську на мелкие кусочки, а Пуська, подняв шёрстку на спинке, лениво отмахивалась белой лапкой. «Хорошо Пуське, — думал я, — она поедет на пароходе в город Оханск, а Ромчик останется здесь у бухгалтера Петра Петровича. Счастливая Пуська!». Днём к нашему дому подъехала автомашина. — Ну, грузиться начнём, — сказал папа, и работа закипела.- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (12) »