- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (49) »
квартиры.
— Мама, это за мной. Я пошел.
Мама хотела заплакать, но сдержалась.
— Ступай, сынок. Ох, не примут тебя, не примут…
По лестнице я бежал бегом, но перед дверью остановился, перевел дух и вышел уже не спеша, вразвалочку.
Ребята смотрели на меня во все глаза.
— За что это тебя?
— Не за что, а куда, — ответил я, открывая дверцу.
— Ну, куда?
— В спецшколу.
— Во дела! Что за школа такая?
— Закрытая, особая.
Я сел на заднее сиденье. Шофер обернулся.
У него было лицо честного футбольного тренера.
— Вы начальник управления? — осведомился он. — Я ваш персональный водитель?
— Н-нет, — опешив, отвечал я. — Я Алёша Гольцов.
— О, тогда это всё объясняет, — непонятно проговорил шофер и включил зажигание.
— Нет, а что такое? — спросил я, когда мы выехали на улицу. — Вы за мной приехали?
— За вами, не волнуйтесь, — отвечал шофер. — Но по возрасту вам лучше было бы занять место рядом с водителем.
— Извините, я не знал. Давайте пересяду.
— Теперь уже нет смысла, — сказал он, и мы всю дорогу молчали.
6
Машина въехала во двор большого девятиэтажного дома и остановилась возле каменного крыльца. Бедненькое такое крыльцо: несколько щербатых ступенек и ржавые железные перила. Невзрачная дверь с белой табличкой "Прием". Прием чего? Стеклотары? Белья? Непонятно. — Вам туда, — сказал мне шофер. — Буду ждать. И, достав из бардачка журнал «Работница», углубился в чтение. Я совсем оробел. Так идешь к зубному врачу и думаешь: пока в очереди сижу — наберусь храбрости. А никакой очереди нет, кабинет открывается — и тебе говорят: "Заходите". Пробормотав: «Спасибо», я вышел из машины и поднялся на крыльцо. За дверью оказался небольшой темный тамбур, дальше — комнатушка без окон. Вид помещения меня разочаровал, обставлено оно была очень скудно: канцелярский стол, два стула — и всё. Под потолком на витом проводе болталась голая электрическая лампочка. Странное дело: на абажур у них денег не нашлось, а развозить переростков по городу — всегда пожалуйста. За столом сидел загорелый молодой парень в темно-синей спортивной куртке, очень похожий на моего строгого водителя. У него тоже было открытое плакатное лицо человека отдаленного будущего. — Добрый вечер, — сказал я, подошел и сел на стул. — Добрый вечер. Парень очень серьезно, без тени улыбки, протянул мне через стол руку и назвался: — Иванов. — Очень приятно, — сказал я и вспотел от смущения. — Фамилия, имя? — Алексей Гольцов. — Поздновато явились, Гольцов. Ну, да ладно. В каком классе учитесь?… Так, в восьмом. А два года сидели в котором? В шестом? Говорите яснее. В шестом. Он сделал пометку на лежащем перед ним листе бумаги. — По какой причине сидели? Вопрос был совсем милицейский. Я замялся. Сказать "неспособный к учению" — сам себе навредишь. "Учителя заедались" — тоже плохо. "Не хотел учиться" — хуже того. Я подумал и ляпнул: — Болел. Иванов склонил голову к плечу и забавно, нижним веком, прищурился: — Вот как? Чем? Разговор принимал неприятный оборот. В голове у меня замельтешило: "Энцефалитом? Эхинококком?" — Гипертонией. Лицо у парня стало совсем хитренькое. — Ничего, — сказал он, — от гипертонии вылечим. В питании переборчивы? Я не понял вопрос. — Чем предпочитаете питаться? — пояснил Иванов. — Для нас это важно, школа на автономном снабжении. — Картошку жареную люблю, кашу гречневую… — А мясо, рыбу, птицу, дичь боровую? Фазанов, куропаток, куриную печенку в чесночном соусе? Я засмеялся, думая, что он шутит. Но парень не шутил: напротив, он даже обиделся. — Гы-ы, — передразнил он. — А что, собственно, гы-ы? Что вы этим хотите сказать? — Рыбу люблю, — несколько растерявшись, сказал я. — Селедку тихоокеанскую… — С картошечкой? — серьезно уточнил Иванов. Я кивнул. — Так, с этим всё ясно, — проговорил парень и снова что-то черкнул на своей бумаге. — Деретесь часто? Вообще безобразия любите? Стёкла бить из рогатки, гнёзда разорять, по чужим садам шарить, почтовые ящики поджигать? — Нет, это нет, — подумав, ответил я. — Дерусь иногда, если допекают. — До первой крови или до победного конца? Лежачего ногами бить приходилось? — Зачем ногами? — возразил я. — Кулаками бью, пока не отстанут. — Это принцип у вас такой? — Да, это принцип. — Сформулируйте его еще раз — только покороче, пожалуйста. — Бить, когда пристают и пока не отстанут. — Но не дольше? — Не дольше. Парень посидел, помолчал. — Как полагаете, Гольцов, вы одаренный человек? Такого вопроса я, естественно, не ожидал. — Нормальный, — ответил я и пожал плечами. — Я не о том. Я имею в виду: вы как все или нет? Я покачал головой: — Нет. Иванов удовлетворенно откинулся к спинке стула. — А почему нет? Во пристал, подумал я. А я-то боялся, что по алгебре будут спрашивать. — Мне кажется, я способный, — промямлил я и покраснел. — К чему? — вежливо поинтересовался Иванов. — Ну… учиться способный. — Этого маловато, — огорчился парень. Я тоже расстроился. В самом деле, к чему я способный? Да ни к чему. Баклуши бить. — У каждого человека должны быть особые, присущие только ему способности, — участливо глядя на меня, сказал Иванов. Я молчал. — Вы очень уверенно сказали, что вы не такой, как все. Это впечатляет. Но на чем основана ваша уверенность? — В длину неплохо прыгаю, — брякнул я совершенно невпопад. — Спорт нас не волнует, — нахмурившись, сказал Иванов. — Слабосильных — подтягиваем. Для того мы и приглашаем в нашу школу, чтобы отставание по отдельным пунктам не мешало развиваться главному. Вопрос: что в вас главное? Я совсем упал духом: не видать мне этой школы, как своих ушей. — Неужели ничего главного? — настаивал Иванов. — Не верю. По ночам хорошо спите? — Когда как. — А если не спите, что вам спать не дает? — Маму жалко, — с запинкой сказал я. — Мама у меня… Иванов не пожелал вдаваться в подробности. — Понятно, — проговорил он. — Ну, а что бы вы для нее сделали, если бы могли? — Чтобы она жизни радовалась, не плакала. Я смутно начал понимать, чего он от меня добивается. Но выразить это словами не взялся бы даже для спасения жизни. — А как это сделать? — не унимался Иванов. — Надо ей доказывать, что всё будет хорошо… — Словами доказывать?… — Нет, не словами. — А как? Я молчал. — Ну, добро, — Иванов заметно повеселел. — И что же, получается? — Не- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (49) »