- 1
- 2
выпить.
Хорошо после хорошей работы выпить стаканчик хорошего вина. Хорошо…
“Замолчи!” – услышал я чей-то строгий голос и замолчал.
На субботник никто не вышел.
Впервые за тридцать лет никто не вышел.
Нет, Федя вышел, инвалид Федя из третьего подъезда вышел, погреб немного граблями, споткнулся, упал, ушел.
Лежит мусор и упавшее дерево.
Вечером мэр по телевизору поблагодарил горожан за хорошую уборку города.
Все вышли, а мы не вышли? Ладно, что ж теперь… И все же…
“Снег прикроет, успокойся”, – услышал я чей-то голос, строгости в нем не было, и я успокоился и лег спать.
То плюс, то минус. Вчера дул и морщил лужи сырой промозглый ветер, а сегодня – снег, лед, иней. Февраль. Уже февраль. А там – и март, и зиме конец, а ведь еще вчера, кажется, размышляли, ставить елку или не ставить, торт покупать или испечь, и какие салаты лучше, и что из спиртного, и не застрянут ли в московских пробках дети по дороге домой… Диван нужно смотреть. Разболтался он что-то. Новый диван – и уже разболтался. Вчера прилетали синицы, а снегири прилетать перестали. Пиранделло, Унамуно. Только что ушел Павел Владимирович. Пили кофе, говорили о Пиранделло и Унамуно. Пиранделло – итальянский писатель, Унамуно – испанский. На днях принесли телеграмму, текст телеграммы: “Пора кончать”. Принес телеграмму пожилой почтальон, в котором я узнал самого себя, то есть сам себе принес телеграмму. Дело было во сне, на рассвете, я не стал размышлять над тем, что все это значит, хотя, если честно, текст телеграммы несколько настораживает, но не будем об этом. Диван нужно смотреть. Разболтался он что-то. Новый диван – и уже разболтался. Вера Петровна с четвертого этажа просит открыть бутылку вина “Монастырская изба”, старшая ее сестра в гости к ней из Тумы едет, не из Тулы, а из Тумы, это где-то там, в глубинах Мещёры, это где-то там, куда и откуда утром и вечером мимо моей дачи по узкоколейке проходят куцые поезда, и тащит их тепловоз, и все это многократно описывалось беллетристами, так многократно, что уже тошно и читать и говорить об этом. Минус пять, ветра нет, солнца нет, заснеженные кусты и деревья, черные глыбы ворон на тонких вершинах берез, Виктор Иванович из четвертого подъезда тащит на санках оконные блоки, он собирает выброшенное и складирует за своим гаражом, а наступит май – увезет все это на дачу с целью вместо сарая поставить дачный домик. Пожилой инвалид прогуливается с молодым инвалидом, а где их третий друг по прогулкам – инвалид неопределенного возраста? Как-то летом я шел за ними и слышал их разговор, и говорили они о Гегеле. Люди, дома, машины, много машин, машин, кажется, больше, чем людей, кусты, деревья, теплые трубы теплотрассы, черная, влажная, с нежной травой полоса вечной весны тянется среди снегов, повторяя ход подземной трубы теплотрассы, подростки между домом глухонемых и игровым залом “Вегас” играют в хоккей, кто на коньках, кто без коньков, троллейбусное кольцо, овраг, гаражи, а дальше – Пекинка, а за нею – дачи, и виднеется серая полоса леса, а дальше – дорога на Юрьев-Польский, когда-то давно ездил я в ту сторону устраиваться пастухом, но не устроился, так как молодая женщина, от которой это зависело, вышла на крыльцо и замахала руками: “Уходите! Уходите! Мой муж только что вернулся домой из тюрьмы! Уходите! Уходите!” Но вернемся к дивану. Крепеж разболтался. Нужны отвертка и шурупы более сильные, но все спуталось в моем хозяйственном отсеке, полнейший бардак… “И с этим бардаком пора кончать!” – услышал я голос Президента, и согласился с ним, и навел порядок, и закрепил крепеж дивана, и лег на диван, и двое неизвестных вошли, и один из них сказал, что пора кончать, и они сделали это, но мне не было ни больно, ни страшно, мне стало хорошо, что меня уже нет… А потом я что-то делал, о чем-то размышлял, а потом наступил вечер, и я вышел прогуляться и за торговым колледжем не удержался и спустился на картонке по ледяной горке.
Дождь, лужи, туман. Дочь купила нам большой жидкокристаллический телевизор. Живет и работает она в Москве. Приехала, купила, настроила, уехала. Ремонт крыши нашего дома продолжается. Правая нога Игоря Петровича после грязей в Саках сгибается лучше. В нашем городе создаются ДНД – добровольно народные дружины. Пожилая дружинница задержала рецидивиста. В Германии отмечается рост популярности социалистических идей. Продаются двухполозные коньки. Купить, дождаться настоящей зимы, потренироваться на двухполозных коньках, а потом перейти на более серьезные. Записаться на ДНД, поймать опасного преступника. Великоанадольский лес находится в Волновахском районе Донецкой области. У совы одно ухо больше другого. Телефон: Владимир Васильевич предлагает, требует немедленно приехать к нему для важного разговора. Он закажет для меня такси, сейчас же, немедленно, ко мне. Он – монологист, слышит только себя. Не поеду. Никакой важности такого разговора там не будет. Так, тоска подвыпившего человека. Сценарий известен до мельчайших подробностей. Однажды ехал я на заднем сиденье автобуса львовского производства. Дело было зимой. Двигатель автобуса львовского производства ЛАЗ-695 находится сзади, и зимой на задних сиденьях тепло. Тетушка из Донецка приглашает на Новый год. Президент Украины Ющенко подтянул в Донецк свои войска. Поехать туда, выступить перед его войсками, склонить их на нашу сторону. А потом уже встречать Новый год. Барахольный ряд рынка у “Факела”. Чего там только нет: скобье, крепеж, резисторы, топоры, книги, аудио-видео, валенки, галоши, цепи, канаты, радиотелелампы, лампы паяльные, фонари, фонарики, сантехника, материнские платы… Автобус львовского производства ЛАЗ-695 имел двигатель мощностью 109 л. с., 6 цилиндров, 34 места для сидения и неопределенное число мест для стояния. Но в ту ночь я оказался единственным пассажиром. Это был последний рейс. Водитель вел автобус, кондукторша на своем кондукторском месте подсчитывала выручку. А я смотрел на нее, думал о ней. Нравилась она мне. И вдруг… И снова телефон, и снова Владимир Васильевич: приезжай, мне плохо. Нужно ехать. А историю с кондукторшей я расскажу в другой раз. Если встретимся. Мы еще встретимся?
ПОРА КОНЧАТЬ
То плюс, то минус. Вчера дул и морщил лужи сырой промозглый ветер, а сегодня – снег, лед, иней. Февраль. Уже февраль. А там – и март, и зиме конец, а ведь еще вчера, кажется, размышляли, ставить елку или не ставить, торт покупать или испечь, и какие салаты лучше, и что из спиртного, и не застрянут ли в московских пробках дети по дороге домой… Диван нужно смотреть. Разболтался он что-то. Новый диван – и уже разболтался. Вчера прилетали синицы, а снегири прилетать перестали. Пиранделло, Унамуно. Только что ушел Павел Владимирович. Пили кофе, говорили о Пиранделло и Унамуно. Пиранделло – итальянский писатель, Унамуно – испанский. На днях принесли телеграмму, текст телеграммы: “Пора кончать”. Принес телеграмму пожилой почтальон, в котором я узнал самого себя, то есть сам себе принес телеграмму. Дело было во сне, на рассвете, я не стал размышлять над тем, что все это значит, хотя, если честно, текст телеграммы несколько настораживает, но не будем об этом. Диван нужно смотреть. Разболтался он что-то. Новый диван – и уже разболтался. Вера Петровна с четвертого этажа просит открыть бутылку вина “Монастырская изба”, старшая ее сестра в гости к ней из Тумы едет, не из Тулы, а из Тумы, это где-то там, в глубинах Мещёры, это где-то там, куда и откуда утром и вечером мимо моей дачи по узкоколейке проходят куцые поезда, и тащит их тепловоз, и все это многократно описывалось беллетристами, так многократно, что уже тошно и читать и говорить об этом. Минус пять, ветра нет, солнца нет, заснеженные кусты и деревья, черные глыбы ворон на тонких вершинах берез, Виктор Иванович из четвертого подъезда тащит на санках оконные блоки, он собирает выброшенное и складирует за своим гаражом, а наступит май – увезет все это на дачу с целью вместо сарая поставить дачный домик. Пожилой инвалид прогуливается с молодым инвалидом, а где их третий друг по прогулкам – инвалид неопределенного возраста? Как-то летом я шел за ними и слышал их разговор, и говорили они о Гегеле. Люди, дома, машины, много машин, машин, кажется, больше, чем людей, кусты, деревья, теплые трубы теплотрассы, черная, влажная, с нежной травой полоса вечной весны тянется среди снегов, повторяя ход подземной трубы теплотрассы, подростки между домом глухонемых и игровым залом “Вегас” играют в хоккей, кто на коньках, кто без коньков, троллейбусное кольцо, овраг, гаражи, а дальше – Пекинка, а за нею – дачи, и виднеется серая полоса леса, а дальше – дорога на Юрьев-Польский, когда-то давно ездил я в ту сторону устраиваться пастухом, но не устроился, так как молодая женщина, от которой это зависело, вышла на крыльцо и замахала руками: “Уходите! Уходите! Мой муж только что вернулся домой из тюрьмы! Уходите! Уходите!” Но вернемся к дивану. Крепеж разболтался. Нужны отвертка и шурупы более сильные, но все спуталось в моем хозяйственном отсеке, полнейший бардак… “И с этим бардаком пора кончать!” – услышал я голос Президента, и согласился с ним, и навел порядок, и закрепил крепеж дивана, и лег на диван, и двое неизвестных вошли, и один из них сказал, что пора кончать, и они сделали это, но мне не было ни больно, ни страшно, мне стало хорошо, что меня уже нет… А потом я что-то делал, о чем-то размышлял, а потом наступил вечер, и я вышел прогуляться и за торговым колледжем не удержался и спустился на картонке по ледяной горке.
МЫ ЕЩЕ ВСТРЕТИМСЯ?
Дождь, лужи, туман. Дочь купила нам большой жидкокристаллический телевизор. Живет и работает она в Москве. Приехала, купила, настроила, уехала. Ремонт крыши нашего дома продолжается. Правая нога Игоря Петровича после грязей в Саках сгибается лучше. В нашем городе создаются ДНД – добровольно народные дружины. Пожилая дружинница задержала рецидивиста. В Германии отмечается рост популярности социалистических идей. Продаются двухполозные коньки. Купить, дождаться настоящей зимы, потренироваться на двухполозных коньках, а потом перейти на более серьезные. Записаться на ДНД, поймать опасного преступника. Великоанадольский лес находится в Волновахском районе Донецкой области. У совы одно ухо больше другого. Телефон: Владимир Васильевич предлагает, требует немедленно приехать к нему для важного разговора. Он закажет для меня такси, сейчас же, немедленно, ко мне. Он – монологист, слышит только себя. Не поеду. Никакой важности такого разговора там не будет. Так, тоска подвыпившего человека. Сценарий известен до мельчайших подробностей. Однажды ехал я на заднем сиденье автобуса львовского производства. Дело было зимой. Двигатель автобуса львовского производства ЛАЗ-695 находится сзади, и зимой на задних сиденьях тепло. Тетушка из Донецка приглашает на Новый год. Президент Украины Ющенко подтянул в Донецк свои войска. Поехать туда, выступить перед его войсками, склонить их на нашу сторону. А потом уже встречать Новый год. Барахольный ряд рынка у “Факела”. Чего там только нет: скобье, крепеж, резисторы, топоры, книги, аудио-видео, валенки, галоши, цепи, канаты, радиотелелампы, лампы паяльные, фонари, фонарики, сантехника, материнские платы… Автобус львовского производства ЛАЗ-695 имел двигатель мощностью 109 л. с., 6 цилиндров, 34 места для сидения и неопределенное число мест для стояния. Но в ту ночь я оказался единственным пассажиром. Это был последний рейс. Водитель вел автобус, кондукторша на своем кондукторском месте подсчитывала выручку. А я смотрел на нее, думал о ней. Нравилась она мне. И вдруг… И снова телефон, и снова Владимир Васильевич: приезжай, мне плохо. Нужно ехать. А историю с кондукторшей я расскажу в другой раз. Если встретимся. Мы еще встретимся?
- 1
- 2