Литвек - электронная библиотека >> Андрей Гребенщиков >> Боевая фантастика >> Квартира № 41 >> страница 3
непреднамеренно, но мне — как автору — подобная «тройственность» показалась забавной.

УБЕЖИЩЕ ОДИНОКОГО ЧЕЛОВЕКА

Хуже всего — когда приходит Она. Ничего не говоря — только тихий, осуждающий взгляд пустых глазниц. Стоит и смотрит. Ни упрека, ни обвинения, ничего. Пустота двух провалов на месте некогда красивых карих глаз, да запекшийся водопад крови под ними… Спроси меня, задай главный вопрос, дай мне оправдаться. Но Она молчит. Всегда. Нужно только дотронутся рукой и морок растает, рассеется иллюзорным туманом, уплывет невесомой дымкой. Но я не могу — скован ледяной коркой вины и страха.

* * *
Экран онемевшего сотового телефона разрезает темноту неровным, пульсирующим светом. Включен секундомер, отсчитывающий каждый миг нового мира — без людей и их глупых игр в цивилизацию и культуру. 23 дня, 8 часов и 44 минуты с момента начала и окончания последней войны…

Нажимаю паузу — время, натолкнувшись на незримый барьер, замирает, секунды останавливают бессмысленный бег.

Я знаю, телефон врет. С тех пор, как закрылся тяжелый, трехсоткилограммовый люк на воющем, натужном сервоприводе, прошло несколько месяцев, лет или веков… я не мог свихнуться за три недели, не мог! Пусть меня называли параноиком — за огромный бункер под коттеджем, за многолетние запасы еды и питья, за многокубовую бочку с солярой для генератора… Я и был параноиком — хорошо информированным, жизнелюбивым параноиком, способным с комфортом пережить конец света. Но не истеричным психопатом, не полным шизофреником…

Как бы кощунственно ни звучало, но Армагеддон начинался для меня не самым худшим образом. Сбылась долгожданная мечта об уединенном, уютном отдыхе, с молчащим телефоном и пустым почтовым ящиком. Без надоевших проблем, охочих до чужих денег фискалов, неповоротливых контрагентов, капризных, вечно недовольных клиентов и тупых, беспомощных подчиненных. С той стороны стены у меня никого не было — некого оплакивать, не о ком жалеть. Все близкие давно умерли, друзья отдалились и потерялись, любимые… одноразовые любимые уже наверняка сгорели вместе со своими рогатыми муженьками. Не стоит лить слезы о пепле, тем более — похотливом и блудливом. Буду скучать по вам, мои длинноногие, беспринципные красавицы, но жалеть — никогда.

Я пересматривал любимые фильмы, читал книги, по которым успел порядком соскучиться, заглатывал пачками радиоспектакли и даже играл в компьютерные игры — ту роскошь, которую не мог позволить себе многие годы — с окончания института. И еще одно любимое, запретное увлечение — теперь можно было пить каждый день, не боясь важной утренней встречи, не сохраняя постоянную концентрацию и опостылевшую трезвость мысли. Внешний мир летел в тартарары, а я увлеченно компенсировал пролетевшие в трудах и заботах годы, всё глубже и глубже погружаясь в релакс…

Праздник закончился быстрее, чем я ожидал. Эйфория сошла на нет при первом же тоскливом взгляде на раздражающе молчаливую мобилу… Фильмы очень скоро надоели, книги не радовали, а игры не цепляли. Я понял, что разучился жить — без работы и круговорота вселенских проблем! Часами — в тайне от самого себя — молил сотовый зазвонить — услышать как всегда взволнованный голос помощника: «Саша, Сан Саныч, приезжай, без тебя никак, таможня (налоговая, ОБЭП, лысый черт и волосатый хрен) опять голову насилует». Привычно обозвать его бесполезным тунеядцем (безрогим оленем, безруким онанистом), мгновенно сорваться с места и погрузиться в свою надоевшую-вожделенную среду обитания… Захлебываться адреналином, терять миллионы нервных клеток, усыхать килограмм за килограммом — но дышать, жить…

Я ругал себя, злился, бесился от собственной дурости, но телефон молчал… Он не мог позвонить, связь отрубилась с первыми ракетными ударами, ощущавшимися даже глубоко под землей, за трехметровыми армированными стенами. Однако мечты редко прислушиваются к логике, и я ждал — до рези в глазах всматриваясь в блеклый экран, заставляя бедный аппарат без устали искать сеть…

Бункер — оазис спокойствия посреди выжженной радиоактивной пустыни. Центр изменившейся вселенной, чья ось неудержимо сдвинулась и теперь проходит через мое рукотворное убежище. Оплот исчезнувшего человечества, пуп земли… От кого я жду звонка? От кого и на кой черт?! Откуда эта тупая маета? Ты получил ключи от рая, нет, не получил — заработал, своим трудом выковал, создал ковчег. И не нужно мне никаких парных тварей — я сам венец и царь себе! Один, потому что достойный, потому что сам, всё сам — спаситель, творец, избавитель… Но откуда взялась маета?!

Помог алкоголь. Больше никаких гомеопатических доз, бокала на ужин, условного глотка на сон грядущий… порции стали измеряться бутылками, коллекционные вина и коньяки, вставшие в треть стоимости самого очень и очень не дешевого бункера, лились неиссякаемой, полноводной рекой — с утра до вечера и с вечера до утра.

Дни помчались вскачь — фильмы, вне зависимости от жанра, превратились в уморительные комедии, примитивные игры — в шедевральные эпические полотна… Лишь книги пытались конфликтовать с избавительным эликсиром… Пылитесь дальше, вам не привыкать! Тошнотворная рефлексия и болезненная тяга к труду растаяли в алкогольном муаре… Короткий, не измеряемый хронометрами миг… счастья? Счастье не нашло дорогу в убежище — сгорело где-то там, вместе с остальными лузерами. Миг спокойствия! Безмятежного, благодатного, благословенного спокойствия! Большего и не требуется… не думать, не чувствовать и не вспоминать.

Жаль, спирт не бескорыстен и всегда соберет свою дань.

* * *
Первой пришла мама. Я был настолько пьян, что даже не удивился… Она умерла, когда мне было двадцать три года… Тяжелая, но вполне излечимая болезнь, требующая интенсивной терапии. Очень дорогой терапии… Безденежное чмо — я не смог ничего сделать. Ни-че-го — для человека, который в одиночку, на условную учительскую зарплату воспитал и обучил сына. Теперь я чмо богатое — однако такое же бессильное…

У тебя всё тот же грустный, всепонимающий и всепрощающий взгляд. И очень красивая улыбка. И сияние любви в зеленых, глубоких глазах. Как прежде… в наши счастливые времена.

Мам, а я очень изменился… Твой Сашка вырос, разбогател (не спрашивай как, хвастаться особо не чем), заматерел, окружающие считают меня серьезным, влиятельным человеком. Помнишь, мы с тобой мечтали о зажиточной жизни — с кучей возможностей, миллионом исполненных желаний, без забот и тревог. Наивные…

Знаешь, мама, я с каждым годом зарабатываю всё больше и больше — тут нельзя останавливаться, любое