машиной, в которой человек, ее конечный продукт, утолял свою бесконечную жажду познания? Был ли Бог, отличный от того, которого его приучили обожать и бояться, благосклонный Бог, который не забывал о своих созданиях, даже определяя им наказания за грехи? Оставалось ли что-то от человека после его смерти и встретится ли он с Иолией где-нибудь, вне времени и Пространства? Ему было бы приятно поверить в это, но в последние мгновения жизни истина Тинкару не открывалась. Вероятно, Тан был прав, людское желание жить вечно было тщетным, только раса могла надеяться на бессмертие.

Человеческая раса! Что-то жило в нем из того, что жило в первых людях, даже до первых людей, это что-то всплыло из первобытных морей подсознания и передалось ему через поколения. Жизнь. То, чего он не сможет передать дальше. В нем нить жизни была разорвана навсегда. Он отказывался быть ее участником. Если Вселенная решила раздавить его, он одержит над ней единственно возможную победу, он погасит в себе по своей собственной воле частицу будущего.

Он глянул на часы. У него было еще десять минут.

— Тинкар! Что ты здесь делаешь? Ты с ума сошел? Мы же ныряем в гиперпространство!

Он раздраженно обернулся. Перед ним стояла Анаэна, в лучах сверхновой ее расстроенное лицо хорошо просматривалось сквозь прозрачный шлем.

— Быстрее! У меня не было времени предупредить технора, что я отправилась тебя искать. — Девушка нетерпеливо взяла Тинкара за руку. — Я заметила тебя в перископ и счастлива от того, что отыскала тебя. Пошли!

— Оставь меня, Ана… У тебя еще есть время вернуться. — Он опустил глаза.

— Пошли, Тинкар! Умоляю тебя! Я тебя люблю! Пошли! — Девушка тянула его за собой.

— Оставь меня. Я навсегда останусь среди вас парией. Мне лучше исчезнуть. Я тебе неровня, Ана.

— Тинкар, ты просто трус!

Она стояла перед ним, трясясь от ярости, и он испугался, что ее магнитные подошвы оторвутся от корпуса, и тут же схватил ее за плечи, чтобы удержать.

— Возможно, Ана. Верю тебе. Именно по этой причине мне больше не хочется жить.

— Ну что ж. Я полюбила труса. Тем хуже! — Она воинственно смотрела на планетянина. — Ад, небо, абсолютное ничто — все для меня лучше, чем жизнь без тебя. Я остаюсь здесь. Садись, Тинкар, и прижми меня к себе. Думаю, ты не сможешь отказать мне в этой милости?

Он схватил ее, потащил к люку. Она высвободилась, выхватила из кармана маленький бластер, направила на него.

— Ну нет, Тинкар! Тебе не зашвырнуть меня в люк!

— Не глупи! — крикнул он. — Перед тобой долгая жизнь!

— Без тебя она мне не нужна. Пошли, у нас есть еще несколько мгновений. — Она умоляюще посмотрела на гвардейца. Подумай. Ты считаешь себя парией на «Тильзине»? Прекрасно! А ты пытался по-настоящему приспособиться? Нет! Младенец Тинкар ломает собственную игрушку, потому что она оказалась не такой, как он хотел! Ты кончишь тем, что заставишь поверить меня в нашу правоту, в то, что планетяне… Нет, не так. Ты считаешь, что убил Иолию, и не можешь себе этого простить? Думаешь, я это себе когда-нибудь прощу? И все же… мы могли бы быть счастливы вместе, а наши дети стали бы галактианами нового поколения, поколения без предрассудков, потому что мы обязаны воссоединиться с планетянами ради общей борьбы с пришельцами. Я остаюсь в любом случае, и ты умрешь, имея на совести не только Иолию, но и меня!

Он глянул на затянутую в скафандр Анаэну, на ее собранные в пучок рыжие волосы — иначе они не помещались в шлеме.

«Наши дети… Сыграть в игру со Вселенной… Но если Вселенная не играет, ни в какие игры, если она слепой и глупый зверь, как считает технор?» Он быстрым движением выбил бластер из руки Анаэны, обхватил ее за талию и нырнул в люк.

Сбежал по лесенке, осторожно поставил девушку на ровную металлическую площадку. Она прислонилась к сверкающей переборке, нервное напряжение спало, но Анаэна еще не могла поверить в собственную победу, в то, что она спасла его от самого себя. Он положил ладонь на рукоятку люка и застыл, глядя на созвездия.

— Что ты делаешь? Закрывай скорее!

Он опустил рукоятку и, посмотрев, как тяжелая дверь закрывается, загораживая собой крупные холодные звезды, повернулся к ней.

— Ничего не делаю. Просто я в последний раз заглянул в бездну.