на ее лице.

— Как же выбудете записывать? У вас обе руки в гипсе.

— Вы, главное, расскажите. А я запомню и потом запищу.

Я сел в кресло, положив руки на живот. Я приготовился слушать.

Екатерина обошла стол и села спиной к этому огромному зеркалу.

— Я боюсь видеть свое отражение, — начала она, — потому что в отражении я вижу правду…

И рассказывала еще очень долго. Слова лились из нее бурным потоком, а я впитывал их, словно губка, впитывал и поглощал. Я старался запомнить каждое слово, каждую фразу. Она вела себя, как большинство людей — сначала говорила неохотно, что-то упуская и недоговаривая, но потом разошлась, открылась, впустила меня в мир своих сокровенных мыслей. Она наполнила меня до краев. Она преподнесла мне еще одну главу из моей бесконечной книги о людях.

Под конец она заплакала. Вытирала слезы платком, извинялась. Я не утешал ее, продолжал слушать. А когда рассказ закончился, поблагодарил ее.

Екатерина смотрела на меня странным взглядом, будто ожидала, что сейчас на ее глазах произойдет чудо, и все те переживания, что накопились в ее душе, вдруг растворятся, пропадут, исчезнут. Но я же не волшебник. Я не мог совершить невозможное. Я знал, что, в конце концов, ей станет легче. Но я не знал наверняка, моя ли это заслуга или нет.

Я-то всего лишь слушал и путешествовал.

Я шел к своей мечте.

Когда Екатерина успокоилась, я взял рюкзак — она помогла повесить мне его на плечо. Шепнула:

— Спасибо.

И я ответил, мол, пожалуйста. Меня била легкая дрожь. Я только сейчас начал осознавать, насколько близко я подошел к концу своего путешествия.

Мы прошли по пустынным коридорам больницы, спустились на первый этаж. Вахтерша — круглая старушка в больших очках — решала кроссворды и не обратила на нас никакого внимания.

Я отворил дверь и вышел на улицу.

И тотчас радостный ветер растрепал мои волосы, провел по щекам обжигающими холодными ладонями, забрался за шиворот, швырнул в лицо горсть колючего снега. Он был рад меня видеть — впрочем, как и я его.

— Стоит побывать на севере только ради того, чтобы увидеть северное сияние, — сказал я.

— Никак не могу к нему привыкнуть. Вроде бы, всю жизнь прожила здесь, а каждый раз, как поднимаю голову и вижу все эти переливы над головой — так и захватывает дыхание.

— Берегите его. Северное сияние есть только у вас, и ни у кого больше.

Я улыбнулся, задыхаясь от нахлынувшего вмиг счастья. Я смотрел на темную лицу, освещенную парой желтых фонарей, и ноги сами несли меня к дороге. Я сделал несколько шагов (о, как хрустел снег под ногами), потом обернулся.

Екатерина стояла на пороге больницы, кутаясь в серое пальто, и улыбалась. По ее щекам текли дорожки туши, которые она и не думала стирать.

Я помахал ей рукой. Она ответила легким взмахом и улыбнулась в ответ. Наверное, в этот момент она была не менее счастлива, чем я.

Два счастливых человека посреди холодной полярной ночи и северного сияния над головой. Что может быть лучше в этом мире?

— В ваших голубых глазах можно утонуть! — Она помахала еще, рука ее замерла на мгновение, потом опустилась.

Екатерина развернулась и скрылась за дверьми больницы.

Я поправил лямку рюкзака и зашагал в темноту. Над головой волновалось переливами изумрудное море северного сияния. Под ногами хрустел снег. А впереди ожидали дорога, северный город и мечта.

Близкая, почти сбывшаяся мечта.

КОНЕЦ.

31.01.08 — 11.04.08