женщина, — ни гостиницы, ни ресторана. Но я могу сделать вам бутерброд и налить горячего кофе. Можете посидеть в гостиной, посмотреть телевизор или почитать газеты, а потом и сестры ваши приедут. — Женщина показала на приоткрытую дверь. — Вон там. Если хотите, рюкзак можете оставить здесь, у меня. Я за ним присмотрю.
— А там есть диван? — спросила Эрика. — В гостиной?
— Да, — ответила женщина.
— Как вы думаете, это будет очень неприлично с моей стороны, если я сниму сапоги и прилягу ненадолго?
— Нет, — ответила женщина, — это вовсе не будет неприлично.
Они лежали на раскладушке в секретном домике, тесно прижавшись друг к другу. Он держал перед собой зеркало. Они сравнивали лица. — У меня тоже мамины глаза, — сказала Эрика. — А вот рот у тебя — как у Исака, — сказал Рагнар, — и волосы тоже. — Непонятно, в кого у меня такой нос, — сказала Эрика, — может, в прапрабабку? — А вот руки у тебя мои, — сказал Рагнар, целуя ей руки.
Стянув с себя сапоги, Эрика бросила куртку на стул в пустой гостиной и улеглась на один из красных плюшевых диванов. Летом здесь наверняка полно народу. Они смотрят телевизор или выпивают по бокальчику, едят арахис или болтают с другими постояльцами. Перед каждым диваном стоял столик, а вокруг него — стулья. Телевизор был прикреплен к стене, он висел довольно высоко, почти под потолком. Эрика хотела выключить его, ну хоть немного приглушить звук, но не нашла пульта, да и вставать не было сил. Маленькая девочка на экране прыгала и визжала от радости. Зрители хлопали. Девочка явно что-то выиграла. Эрика произнесла: — Прости меня! Она не узнала собственного голоса, обычно он звучал совсем по-иному. Что-то в этой комнате не так с акустикой. Было три часа дня, и в окна пробивалось зимнее солнце. Его яркий свет резал глаза. Свет, старый, словно мир. Когда Эрика представляла себе собственную смерть, ей виделась не тьма, а подобный этому свет. Свет и тишина. Тишина тоже стара, как мир. Она существовала вечно и останется навсегда. Телеведущий дал девочке на экране новое задание, и теперь, похоже, она с ним не справится. Она морщила лоб и качала головой. Зрители все равно хлопали. Повернувшись на бок, Эрика подогнула под себя ноги и заплакала. Женщина открыла дверь. В руках у нее был поднос с бутербродами и кофейником с очень горячим кофе. Увидев Эрику, она поставила поднос и укрыла ее пледом. Эрика взяла ее за руку: — Большое спасибо. Женщина уселась на краешек дивана. — Поспите немного, и вам станет лучше, — сказала она. — Мы с сестрами едем к нашему отцу. Эрика плакала. Она сжимала руку женщины, словно пытаясь поверить, что она настоящая, живая, что она здесь не в одиночестве, один на один с этим светом. — В последний раз мы приезжали на этот остров еще детьми. Наверное, мне поэтому не по себе. — Знаю, — сказала женщина, — вы же говорили. Подняв голову, Эрика вытерла слезы. — Вы его знаете? — спросила она. — Вы знаете Исака? Моего отца? Женщина улыбнулась ей. — Нет, — ответила она, — скорее, не знаю.
* * *
Эрика широко открыла глаза: у Рагнара был взгляд его матери, Анны-Кристины. Эрика заерзала на диване. И Исак относился к нему с раздражением.Они лежали на раскладушке в секретном домике, тесно прижавшись друг к другу. Он держал перед собой зеркало. Они сравнивали лица. — У меня тоже мамины глаза, — сказала Эрика. — А вот рот у тебя — как у Исака, — сказал Рагнар, — и волосы тоже. — Непонятно, в кого у меня такой нос, — сказала Эрика, — может, в прапрабабку? — А вот руки у тебя мои, — сказал Рагнар, целуя ей руки.
Стянув с себя сапоги, Эрика бросила куртку на стул в пустой гостиной и улеглась на один из красных плюшевых диванов. Летом здесь наверняка полно народу. Они смотрят телевизор или выпивают по бокальчику, едят арахис или болтают с другими постояльцами. Перед каждым диваном стоял столик, а вокруг него — стулья. Телевизор был прикреплен к стене, он висел довольно высоко, почти под потолком. Эрика хотела выключить его, ну хоть немного приглушить звук, но не нашла пульта, да и вставать не было сил. Маленькая девочка на экране прыгала и визжала от радости. Зрители хлопали. Девочка явно что-то выиграла. Эрика произнесла: — Прости меня! Она не узнала собственного голоса, обычно он звучал совсем по-иному. Что-то в этой комнате не так с акустикой. Было три часа дня, и в окна пробивалось зимнее солнце. Его яркий свет резал глаза. Свет, старый, словно мир. Когда Эрика представляла себе собственную смерть, ей виделась не тьма, а подобный этому свет. Свет и тишина. Тишина тоже стара, как мир. Она существовала вечно и останется навсегда. Телеведущий дал девочке на экране новое задание, и теперь, похоже, она с ним не справится. Она морщила лоб и качала головой. Зрители все равно хлопали. Повернувшись на бок, Эрика подогнула под себя ноги и заплакала. Женщина открыла дверь. В руках у нее был поднос с бутербродами и кофейником с очень горячим кофе. Увидев Эрику, она поставила поднос и укрыла ее пледом. Эрика взяла ее за руку: — Большое спасибо. Женщина уселась на краешек дивана. — Поспите немного, и вам станет лучше, — сказала она. — Мы с сестрами едем к нашему отцу. Эрика плакала. Она сжимала руку женщины, словно пытаясь поверить, что она настоящая, живая, что она здесь не в одиночестве, один на один с этим светом. — В последний раз мы приезжали на этот остров еще детьми. Наверное, мне поэтому не по себе. — Знаю, — сказала женщина, — вы же говорили. Подняв голову, Эрика вытерла слезы. — Вы его знаете? — спросила она. — Вы знаете Исака? Моего отца? Женщина улыбнулась ей. — Нет, — ответила она, — скорее, не знаю.