В ту ночь, готовясь умирать…

Пролог

В ту ночь, готовясь умирать,

Навек забыли мы, как лгать,

Как изменять, как быть скупым,

Как над добром дрожать своим.

Хлеб пополам, кровь пополам —

Так жизнь в ту ночь открылась нам.

К. Симонов

Вы знаете, что такое Буртау-Шурми? Вряд ли. Потому что даже горцы, живущие близко от этих мест, давно забыли туда дорогу.

Когда-то по крутым склонам Буртау-Шурми проходили тропы к далеким горным аулам Чибзиб-Сирт — Верхнего Хребта, но с тех пор, как проложили к этим аулам шоссе в объезд, заросшие лесом склоны Буртау-Шурми оказались в стороне. И теперь узкие тропы, что вились здесь змейками полвека назад, покрылись густыми зарослями орешника и дикой айвы, боярышника и сливы, кислой до невероятности. Неспелые ягоды этой сливы висят на ветках, как позолоченные серьги, потом они становятся почти прозрачными, и бока их краснеют под жаркими лучами солнца.

Буртау-Шурми ― край холодных ключей и ручьев, что протекают в глубинах гор. Давно человек не преклонял здесь колен перед чудодейственной влагой, чтобы зачерпнуть ее в ладони со словами: «Мне да пойдет впрок, а злому пусть во вред!..»

Ни с чем не сравнима чистота здешней воды, будь это родник в скале или ручеек, что поет свой вечный гимн жизни среди камней и буйной травы, под метровыми зонтами лопуха. Именно здесь рвали когда-то в старинy чабаны конский щавель, чтобы обернуть свежую брынзу…

В воде отражается бирюзовое небо с барашками облаков, а на дне видны круглые камешки самых разных оттенков. Кажется, будто веселый волшебник, проходя мимо, высыпал их сюда из своего парчового кармана для забав.

Я не раз приезжал в Буртау-Шурми, чтобы, сбросив с плеч мои мешки-хурджины, отяжелевшие от никчемных забот и неурядиц, вздохнуть полной грудью, напиться чистой воды и порадоваться этой первозданной красоте. Сколько гордости, сколько величия в этом суровом молчании, сколько ясности и простоты под высоким небом. Гляди и радуйся. Ива тянется своими косами к воде, по замшелым бокам скалы, похожей на древнее окаменевшее животное, струится серебро десятков, сотен маленьких водопадов, в брызгах цветут радуги. Это называется Чархарила-Мукаче — Рог Здоровья. Да, здесь здоровый дух, здесь дышится так свободно, здесь говорит с тобой природа на своем языке…

Но вправду ли дики эти леса? Прислушайтесь, и вы услышите не только жаворонка или кукушку, но и голоса людей. Не случайных путников, нет, и не лесорубов — здесь лес не рубят, и не мельников — мельницы в этом ущелье давно остановили свои жернова. А голоса людей, занятых необычным для Буртау-Шурми делом.

— Левей, левей, дьявол тебя возьми, еще левей!

— Эгей, смотри, не сорвись!

— Детей пожалей!

— И жену! Если она молодая.

— Ребята, осторожно! Он еще не женатый.

— Опускай! Так, так!

— Ниже, ниже!

— Стоп!

— Так держать!..

Звучат эти голоса в горах Буртау-Шурми, потому что по крутым склонам протягивается высоковольтная линия в труднодоступные аулы Верхнего Хребта. И трудится здесь бригада управления Севкавмонтажа — смелые верхолазы, загоревшие под горячими лучами солнца.

Как поговаривают горцы, монтажникам хорошо платят за их нелегкий труд, но обязательно добавляют; сколько бы верхолазы ни получали, они этого достойны, и пусть им все пойдет впрок, ибо они тянут людям свет.

И вот все выше поднимаются по склону эти отливающие серебром железные ажурные опоры с растопыренными в уверенной стойке прочными ногами, поднимаются, как альпинисты, связанные друг с другом.

Затянув гайки большими ключами, загорелые парни вытирают пот, на лицах у них удовлетворение, А там, наверху, — отсюда хорошо видно — их товарищи готовят уже новую площадку, вручную роют ямы для следующей бетонной основы, ибо сюда нельзя доставить технику. Перекуривая, жалеют, что ни у кого нет ружья, а дичи здесь много, вон сколько горных куропаток выпархивает из-под кустов, случается, и фазан взлетает, как жар-птица! Увы, руками его не поймаешь…

Что верно, то верно: издревле Буртау-Шурми были богаты всякой живностью. По этим вот еле видимым тропам спускались на водопой дикие козы, кабаны с полосатым потомством, здесь хозяйничал бурый медведь, жили снежные барсы и шакалы, а последний черный волк убит тоже здесь, и его чучело стоит сейчас а краеведческом музее рядом с горным туром.

Но куда меньше зверя стало в этих местах. Как рассказывают жители Верхнего Хребта, они были истреблены другими зверями — двуногими качагами, что появились в суровые годы, когда немец-фашист подошел к горам, когда горели хребты Малгобека, когда строили противотанковые рвы у Хасавюрта. Это были вражеские лазутчики, диверсанты, скрывавшиеся в горах, в ущельях. Они и грабили по дорогам, не щадя детей и женщин, грабили колхозы, отнимали почту. Многое видели эти склоны Буртау-Шурми, они были свидетелями и бесславного конца бандитов — их уничтожил до последнего женский истребительный отряд. А отрядом этим командовала отважная Сибхат Карчига, о которой говорили: ей бы не платок носить, а папаху.

Если кто был в Буртау-Шурми, тот не мог миновать ущелье Шинка-Када, а если он был в Шинка-Када, то не мог не заметить на гребне серой скалы низенький, старый домик с плоской крышей. На крыше домика плетеный дымоход, откуда вьется сизый дымок. Два небольших окошка приветливо глядят на редких, очень редких прохожих.

Вот здесь-то, вдали от родного аула, последние годы и живет Сибхат Карчига, несет службу лесничего. И никто не знает, почему она избрала себе это одиночество, говорят только, что у нее горе большое — двух сыновей и мужа она проводила на войну, и никто из них не вернулся; говорят, что все еще ждет их она.

Неподалеку от домика есть безымянная могила; кто именно похоронен в этой одинокой могиле, неизвестно — Сибхат Карчига неразговорчива.

Но в эти дни ее будто подменили — пожилая женщина сдружилась с рабочими-электриками, заботится о них и готовит им еду. Они было попытались заплатить Сибхат Карчиге за угощение, но она наотрез отказалась…

Вот и сегодня на площадке, где работают парни, она готовит им обед с сушеным мясом.

Площадка эта очень живописна — вся в высокой буйной траве, из расщелины скалы бьет чистый ключ. Под тенистым ореховым деревом у костра нагнулась с черпалкой Сибхат Карчига, а в стороне, на пятачке разрытого желтозема, раздетые по пояс ребята копают ямы для опор.

— Братцы! — вдруг крикнул парень из ямы, выбрасывая лопатой золу и угли. — Я, кажется, нашел клад!..

— Иди ты!

— Да вы