Реквием по Н В (Александр Этерман) Страница 1 - Литвек

Александр Этерман Реквием по Н В

Я увожу к отверженным селеньям Д

Песнь Вторая

Мне было страшно с самого начала.

Глотая воздух и борясь со сном,

Я что-то нес. Меня перебивала

Известная красавица… Потом

Потом дошло. Цвели и ожидали,

Что, наконец, заплачу. Я молчал,

Кивал и мялся. Било десять. Дальше,

Едва вздохнув, — я поклонился в зал

И, поднимая голову, услышал

Ехидно, в лоб. Чего не миновать,

Тому не быть — а он из ряда вышел.

Я втихаря нащупал рукоять.

РИМ

I

Подводим итог, не коснувшись запястья

Бесстрашный глава Факультета

Пристыженно спросит — а было ли счастье

В свой час? — и дождется ответа.

В свой час. Под развесистой клюквой.

Под самый Лирический корень. Гуманно,

Бескровно: одним — сципионовы Замы,

Другим — ганнибаловы Канны.

Мы честно скроили из смутных поветрий

Образчик — а в жилах героя

Напиток — правдивый настой геометрий

И право на нечто иное.

II

Вопрос из зала: "Взяли ли вы Рим"?

Я взял его. Он не сопротивлялся.

Я столь его тщеславно одарил,

Что он посовестился и отдался.

Я пососал волчицу, а затем

Вкусил традиционной птичьей шеи

И сей же час предался без затей

Уже иной немыслимой затее.

Увы — я легче мог бы Рим стереть

И утереть — но, заново отстроив,

Жить на холмах! — Уж лучше умереть

В своей грязи и от своих устоев.

Но к слову "Рим" невыносимо "плен"

И "беспорядок". Из любви к этруску

Спалить Коринф, разрушить Карфаген,

Отстроить Форум и пойти вприкуску,

И вот, разросся пуще, чем тогда,

И вширь, и ввысь — куда поре расцвета!

Да и чего стекаться в города

На то была империя в полсвета

И оттого-то больше не бывать.

Зато тоска — болезнь старинных зданий.

Мы — нет. Нам этим воздухом дышать,

Ну, и не рухнуть от воспоминаний,

Едва случится посетить Стамбул

Или иные лакомые страны.

Тамбовский пояс лихо утянул

Порфироносных девушек Тосканы.

III

И в этом Риме я хотел добыть

Доспехи, пешки, латников и копья,

Поднять дыханьем бешеные хлопья

И ледяное сердце растопить!

Столичный город, кающийся змей,

Гермафродит, охальник и неряха

Цедил войну и вереницу дней

До полного отчаянья и страха.

Я до смерти боялся угадать

Куда попал, и чей я современник,

А может, гость. Ну-ну. А может, пленник.

Чем буду думать и голосовать,

И кто у нас страдает от любви,

Берет взаймы и отдается даром,

Околевает в родственной крови

И полыхает собственным пожаром.

IV

Увы, то был не Рим "Сатирикона".

Мне не хотелось сравнивать одну

Тюрьму с другой, материю — со звоном,

А главное — идущую войну

С неистребимой и на сласти падкой

Все так же смачен, весел и жесток,

Как схваченный мятежной лихорадкой

Рябой провинциальный городок.

Он ждал зимы, вестей от Сципиона

И успевал хозяйствовать и жить

На оба дома — строить стадионы

И жертвами всевышних ублажить.

В апреле римский воздух слишком дорог.

В разгар зимы, взвивая сладкий дым,

Меня отверг родной великий город,

И приютил принципиальный Рим,

Врубившийся в сгоревшую столицу

Пучком паленых разноцветных жил.

Он прел как ожиревшая волчица,

И старый мэр его освободил

Как опоенный рыцарь честных правил,

Дурных манер и вовсе не дурак.

Вот, некто Ганнибал ему не вставил,

А он, вступая в должность, как-то так…

V

Ромул — Рему

В чем наша заслуга? В чем наша вина?

Мы нежно любили друг друга.

Наш город построен на все времена,

Но это не наша заслуга.

Мы честно вплели в евразийский венок

Причуды семейного стиля,

Но город — по Ньютону — столько же мог,

Как те, кто его развалили,

Позволить. Бессмертное имя и стать,

И, скажем, имперское чванство.

Мы братоубийство могли оправдать,

Но только не цезарианство.

Коллега, мостящий костями холмы,

Не в той подвизается роли.

Охота и страсть будоражить умы,

Как правило, пуще неволи.

Чем портить имперски закрученный шов,

Пусть вперится в звездную карту.

Едва ли достанет пустых островов

Не всякий — чета Бонапарту!

А нам, очевидно, придется забыть

Свой город и старые страхи.

Помпей или Цезарь не стали бы жить

В квартале, где ходят монахи

(Большие любители раны травить,

Что Рим своевластен и светел

И благоустроен. О чем говорить?

Мы смертны, а город бессмертен,

А то — долговечен, как первый снежок,

Торчит, как орешек на торте…).

Мы лихо подвесили наш сапожок

К широкой альпийской ботфорте,

К штанине, надеясь, что станет окном

В Европу. Но с ейного взгляда,

Нас всех переплюнул мадьяр-костолом

Весомостью личного вклада.

VI

И пусть. Потомки назовут банальным

Мой офигенный план учить плетьми

Тех, кто во славу финиковой пальмы

Живьем сжигает мать с тремя детьми.

Кто превратил охоту на волков

В крутую чистку собственного клана?

Не город Рим живет среди веков,

А благостное "Pax Americana".

VII

Обратно в зал: Вы можете не