Андрей Бубнов Лазутчик Синегории

Сказка

1

Короткая теплая летняя ночь подходила к концу. Уже забрезжил рассвет. Низкие пуховые облака налились золотистым румянцем. Деревья вдоль дороги отбросили неясные темные тени, уподобившись сказочным многоруким монстрам. А на востоке вот-вот взойдет солнце, вот-вот осветит землю благословенными лучами. Прохладный и беспокойный мрак, сковавший душу путника, отступит, станет терпеливо дожидаться заката и лишь потом вновь вступит в свои законные права.

Два странника торопили измученных дальней дорогой скакунов. Утренний полумрак скрывал облик всадников, облаченных с головы до пят в черное одеяние, но любой зрячий вполне бы мог различить нехитрую рясу путешествующих монахов даже в лунную ночь. Однако первые отблески поднимающегося над горизонтом светила улучшили видимость настолько, что сторонний наблюдатель был бы слегка озадачен, встретив в пути двух этих странных всадников. Ряса рясой, к ней давно привыкли.

Ношение монашеской одежды представляет собой благочестивый торжественный акт, ибо он подтверждает желание монаха отречься от прошлой мирской жизни и всецело исповедовать целомудрие и смирение. Монах носит дешевые, темные одежды, дабы показать, что он сам считает себя последним из грешников. А путники, спешащие к огромному городу, совершенно не скрывают длинные узкие мечи в ножнах, открыто висящие у них на поясе. Парадокс. Монах и меч. Для простого обывателя понятие несовместимое. Но даже на столь странную загадку найдется достойный ответ. Это были сукипы — рыцари веры, священные воины-монахи без страха и упрёка.

В нынешние неспокойные времена, когда леса кишат разбойниками всевозможных мастей лишь смелые и отчаянные люди могут позволить себе странствовать по ночам.

А ведь мало кто отважится напасть на воина веры. Смерть от его меча подразумевает лишь прямую дорогу в ад. Самый отпетый разбойник знает насколько тяжело одолеть в поединке рыцаря в рясе. Суеверие заставляет лесных братьев не трогать даже одинокого сукипа. Зачем гневить Господа и веселить Сатану?

Между тем столица Мольгедии, расположенная на вершине высокого холма и окруженная глубоким рвом и мощными крепостными стенами открылась взору монахов.

Солнце уже осветило высокие серые стены, увенчанные зубцами, заглянуло в темные глазницы мрачных казематов и сторожевых башен. А над цитаделью, спрятанной внутри многоликого города, рядом с величественным королевским дворцом гордо реет штандарт Калевора IX — единоличного властителя Мольгедии, господина северных морей и южных низменностей Гедадии, западных степей Амсардии и восточных лесов Легарзии. Огромное государство беспрекословно подчиняется воле престарелого короля. В этом году исполнится тридцать лет его мудрому и справедливому правлению. Этот праздник народ будут отмечать три дня. Даже самый последний нищий, сидящий на паперти, получит из рук королевских чиновников щедрую милостыню — две монеты серебром.

За неделю до торжеств город активно приводят в порядок, чистят мостовые, облагораживают фасады домов, вывозят хлам и прелый мусор, копившийся годами, а королевские распорядители ревностно следят за ходом работ. Ведь все знают, что традиционное пешее шествие Калевора IX и его свиты от парадной лестницы дворца до Собора Великих Мучеников может пройти через любую, даже через самую отдаленную улочку столицы. Маршрут выбирает сам король. Никому не хочется впасть в немилость, огорчить августейшую особу, запятнать на долгие годы свою честь и доброе имя.

Монахи, проскакав мимо обширных крестьянских полей, мимо сонной деревушки, только-только очнувшейся ото сна, наконец, приблизились к городу. Высоченные каменные стены нависли над головой, ограничив обзор.

Ворота ещё закрыты, но пестрая толпа желающих войти в город уже покинула захудалые ночлежки, прижавшиеся к высокому бревенчатому частоколу, и столпилась у рва, ожидая, когда привратники опустят подъёмный мост, по которому запросто может пройти парадным строем колонна из десяти рядов солдат.

Крестьяне, нищие, купцы, пилигримы, опоздавший к вечернему закрытию городских ворот чиновник с дюжей охраной несколько настороженно встретили странных монахов. Серебряный медальон, висящий на толстом шнурке поверх черной рясы с изображением щита и меча под ногами Создателя, словно бы Создатель защищается посредством оружия от посягательств нечистой силы, многое объяснил зевакам, но в то же время вызвал у людей чувство обеспокоенности. Таких монахов никто не любил, но побаивался. Рыцари веры никогда не появляются просто так. Толпа невольно расступилась, пропуская к мосту молчаливых всадников.

Монахи, подъехав поближе к тому месту, куда в скором времени опустится мост, спешились, сняли капюшоны, утолили жажду, осушив походную флягу, размяли уставшие тела, и взору очевидцев предстали два совершенно непохожих друг на друга человека. Мужчина в годах с суровым выражением обветренного долгими странствиями лица и с багровым толстым шрамом на шее больше походил на воина-ветерана. А его спутник, коротко стриженый темноволосый юноша напоминал выходца аристократического рода. Уж больно он был холен и благороден на вид. Но монахи ведь тоже люди и не родились послушниками. Аристократы иногда уходят в монастырь, отрекаясь от мирской жизни. А воин, вдоволь проливший в боевых походах и своей и ещё больше чужой крови, мог, в конце концов, избрать путь духовного очищения. Искупить грехи не так-то просто, но возможно. Создатель ни от кого не отворачивается, всегда дает последний шанс.

А довольно далеко, в стороне от ворот виднелось лобное место — каменный помост с высокими столбами, увенчанными сверху поперечными деревянными балками. Внизу белели обглоданные человеческие кости. На перекладине одиноко висел повешенный.

Удавка сдавила шею поверх серого балахона смертника, скорее даже не балахона, а отрезка грубой мешковины, закрывающей лицо преступника. Стая хищных ворон, дерясь, устроила пиршество, абсолютно не обращая внимания на живых людей. Сердце молодого монаха невольно содрогнулось от чудовищной мысли. Нет, его не шокировал факт казни, кого этим удивишь, молодому человеку вдруг показалось, всего на миг, что он сам висит на позорном столбе. Его казнили в назидание другим, и это его плоть клюют огромные упитанные вороны. Тряхнув головой, монах отогнал прочь чудовищное видение и принялся часто-часто креститься и шепотом читать молитву, едва шевеля губами. Вопросительный