стихотворение Якова Полонского^[7] жило в памяти Сергея Ивановича едва ли не с детских лет и сочеталось в воображении с образом нянюшки его Пелагеи Васильевны. Когда у нас в гостях бывал Танеев, Антон Павлович просил его исполнить полюбившийся романс.

В 1881 году в Москву на гастроли приехала знаменитая французская актриса Сара Бернар^[8]. Ее выступления вызвали общий интерес, восторги и споры московской публики. Чехов, которому тогда исполнился двадцать один год, писал:

«Мы далеки от поклонения Саре Бернар как таланту. В ней нет того, за что наша почтеннейшая публика любит Федотову^[9]: в ней нет огонька, который один в состоянии трогать нас до горючих слез, до обморока. Каждый вздох Сары Бернар, ее слезы, ее предсмертные конвульсии, вся ее игра — есть не что иное, как безукоризненно и умно заученный урок. Урок, читатель, и больше ничего!..»

В том же году, в ноябре месяце А. П. познакомился с Сарасате^[10]. Вернувшись в Италию, Сарасате прислал Чехову фотографию с надписью: «Моему дорогому другу доктору Антонио Чехонте в знак признательности медицине. Пабло Сарасате. Рим, площадь Боргезе… С любовью».

А. П. начал работу над сборником рассказов «Хмурые люди». 12 октября 1889 г. он обратился к Чайковскому с просьбой разрешить посвящение:

«Мне очень хочется получить от Вас положительный ответ, так как это посвящение, во-первых, доставит мне большое удовольствие, и, во-вторых, оно хотя немного удовлетворит тому глубокому чувству уважения, которое заставляет меня вспоминать о Вас ежедневно».

— На обращение Чехова Чайковский мог ответить любезным письмом, — говорит Мария Павловна, — но прошел всего один день, и 14 октября Петр Ильич запросто пришел в наш дом на Садовой-Кудринской, чтобы лично поблагодарить А. П. Я была свидетельницей этой встречи. Антон Павлович и Петр Ильич почувствовали себя настолько близкими, что вели речь о большой совместной работе.

А. П. заинтересовался музыкой народов Кавказа, которая привлекла и внимание Чайковского. Из путешествия на Кавказ Чехов привез народный грузинский музыкальный инструмент — чонгур, который подарил брату Михаилу Павловичу, и тот научился на нем играть.

Чайковский просил А. П. подумать о либретто для оперы «Бэла» на сюжет романа Лермонтова «Герой нашего времени».

Однажды посыльный принес А. П. личное письмо от Чайковского:

«Посылаю при сем, свою фотографию — и убедительно прошу вручить посланному Вашу.

Достаточно ли я выразил Вам мою благодарность за посвящение? Мне кажется, что нет, а потому еще скажу Вам, что я глубоко тронут вниманием Вашим». На фотографии четким почерком написано: «А. П. Чехову от пламенного почитателя. П. Чайковский. 14 окт. 1889 г.».

Исполняя просьбу Чайковского, А. П. немедленно отослал свою фотографию с надписью: «Петру Ильичу Чайковскому на память о сердечно преданном и благодарном почитателе» и книги «В сумерках» и «Рассказы» (второе издание, 1889 г.), на которой А. П. сделал надпись: «Петру Ильичу Чайковскому от будущего либреттиста А. Чехова». Одновременно было послано письмо, в котором Чехов с характерной для него образностью выразил Чайковскому свою любовь и уважение: «Очень, очень тронут, дорогой Петр Ильич, и бесконечно благодарю Вас, посылаю Вам и фотографию, и книгу, и послал бы даже солнце, если бы оно принадлежало мне».

Новая встреча с Чайковским стала большим событием для А. П.

«Вчера был у меня П. И. Чайковский, что мне очень польстило: во-первых, большой человек, во-вторых, я ужасно люблю его музыку, особенно «Онегина». Хотим писать либретто», — писал Чехов.

А. П. был обрадован новым знаком внимания Чайковского — композитор прислал ему билет на сезон симфонических концертов Русского музыкального общества 1889/1890 г. Петр Ильич писал: «Ужасно рад, что могу Вам хоть немножко услужить. Сам не могу завезти, ибо вся неделя поглощена у меня приготовлением к 1-му концерту и ухаживанием за гостем нашим — Римским-Корсаковым. Бог даст, на той неделе удастся побеседовать с Вами по душе».

А. П. пережил Чайковского на одиннадцать лет. До конца жизни Чехов оставался горячим поклонником творчества композитора. Особенно часто исполнялись его произведения в Мелихове, когда туда приезжали писатель И. Н. Потапенко^[11] и знакомая нашей семьи Лика Мизинова, которую так любил Чехов.

6.

Познакомилась Мизинова с Левитаном примерно в то же время, что и с братьями Чеховыми.

— Отношения Лики с Левитаном, — говорит Мария Павловна, — видимо, продолжали развиваться, так что ее приезд под Алексин с художником не удивил брата. А затем Лика исчезла. На два письма А. П. она не ответила. 12 июня Чехов посылает ей новое письмо.

«Очаровательная, изумительная Лика! Увлекшись черкесом Левитаном, Вы совершенно забыли о том, что дали брату Ивану обещание приехать к нам 2-го июня, и совсем не отвечаете на письма сестры. Я тоже писал Вам в Москву, приглашая Вас, но и мое письмо осталось гласом вопиющего в пустыне».

Местопребывание Мизиновой А. П. уже знал. В начале июня она оказалась в тверском имении своих тетушек — Покровском. Здесь ее уже поджидал Левитан, поселившийся в Затишье вместе со своей неизменной спутницей Кувшинниковой. Об этом Чехов узнал от Левитана.

«Пишу тебе, — извещал его Левитан, — из того очаровательного уголка земли, где все, начиная с воздуха и кончая, прости господи, последней что ни на есть букашкой на земле, проникнуто ею, ею — божественной Ликой!

Ее еще пока нет, но она будет здесь, ибо она любит не тебя, белобрысого, а меня, вулканического брюнета, и приедет только туда, где я. Больно тебе все это читать, но из любви к правде я не мог этого скрыть».

И Лика приехала. Об этом Чехов узнал из следующего письма Левитана.

А. П. не преминул упомянуть в письме, что он в курсе событий.

«Кланяйтесь Левитану, — писал он Лике. — Попросите его, чтобы он не писал в каждом письме о Вас, Во-первых, это с его стороны не великодушно, а, во-вторых, мне нет никакого дела до его счастья».

Чехов хорошо знал слабости своего друга, талантом которого не уставал восхищаться. Когда однажды в Бабкине Левитан вдруг упал на колени перед Марией Павловной и страстно объяснялся ей в любви, та, совершенно растерянная, прибежала с этой новостью к брату. Чехов сказал ей:

— Ты, конечно, если хочешь, можешь выйти за него замуж, но имей в виду, что ему нужны жунщины бальзаковского возраста, а не такие, как ты.

— Мне было стыдно сознаться брату, — сказала М. П., — что я не знаю,