Анри Труайя «Недоступная местность»

Эрнест Лебожю не любил своих соплеменников. Но по иронии судьбы он был заведующим в первом отделе Министерства Заселения. Его начальники ценили должностное рвение, но даже не подозревали, каких усилий ему стоило выполнять свою работу с достоинством. Мизантропия была у него в крови как вирус. Он ненавидел детей потому, что скоро они становились взрослыми, а взрослых потому, что строгали детей. Эрнест Лебожю был одинок. Единственный сын, круглая сирота, без родни, без жены, без друзей, без привязанностей, он никогда не испытывал нужды в любви. Девственник в сорок лет, он обладал, по этой причине или по другой, хорошим здоровьем. Суховатый и мускулистый, маленького роста с цепким взглядом и тоненькими усиками, он не знал, с какой стороны находится печень, и есть ли у него сердце в груди. Однако если тело оставалось в покое, то душа ходила по мукам за двоих. Он чувствовал себя спокойно только в одиночестве. Невыполнимое условие, когда ты чиновник. В Министерстве у него был отдельный кабинет, но в любое время коллеги беспокоили его. Как только он видел человеческое лицо, его нервы напрягались, и он начинал тихо страдать. Даже шум у редакторов в соседнем кабинете был ему невыносим. Он обладал хорошим воображением, и стоило ему взглянуть на доску со статистическими данными и цифрами, чтобы они стали одушевленными. Колонка рождаемости показывала большую толпу вопящих младенцев. В рубрике переписи новоиспеченных супругов теснились когорты пузатых мамаш. Результат сложного уравнения по распределению полов в многодетных семьях превращался в многоэтажные дома, полные плодовитых семей, раскрашенных выстиранным бельем, нескончаемыми застольями, где девочки и мальчики лакали суп под усталыми взглядами своих создателей. Находясь среди этих документов, Эрнест Лебожю чувствовал прирост человеческой массы вокруг себя. Он дышал грязными домашними испарениями. Чувствуя отвращение ко всему этому, он резким жестом закрывал папку с документами, как бы давя муравейник бетонной плитой! Но, убранная с бумаги, противная толпа оживала вокруг него в метро. Стиснутый в вагоне с другими ему подобными, он их принимал за флаконы дурных запахов с плохо притертыми пробками. После работы он всегда спешил домой, в свою двухкомнатную квартиру, закрывал ставни и затягивал шторы, баррикадировал дубовую дверь, отделявшую его от лестницы, по которой поднималась и спускалась жалкая раса жильцов. Чтобы не нарушать свой покой, он «шумоизолировал» свою спальню и гостиную новым способом, используя пробковые листы, нейлоновое волокно и скорлупу яиц. Подрядчик дал ему гарантию по уменьшению шума на 77 %. Ошибка оказалась довольно существенной. Несмотря на двойные перегородки и шарики из воска в ушах, у Эрнеста Лебожю было такое впечатление, что он жил с соседями. Выше этажом дети скакали на его голове, ниже этажом радио посылало ему в ноги оперные арии, старые соседи слева обменивались пощечинами по его лицу, а молодая пара справа кувыркалась в его постели. Мозги у него были раздавлены, оккупированы и перенаселены людьми, и поэтому он грезил о необитаемом острове. Быть Робинзоном Крузо без Пятницы! Он решил найти себе уединенное местечко, где мог бы отдыхать по воскресеньям, вдали от ежедневной толкучки. Поскольку Эрнест Лебожю не обладал вредными привычками, то накопил достаточно денег для покупки старенькой машины. На ней он катался редко, ведь на дорогах тоже встречалось люди. Но на сей раз, он вцепился в руль. Каждую неделю он расширял место поисков недвижимости. Судьба ему улыбнулась. После того, как он исколесил весь парижский пригород, то на опушке лесопарка г. Фонтенбло обнаружил выставленный на продажу земельный участок, находившийся среди скал и деревьев — убежище, орлиное гнездо. Желающих на него не было, и он его заполучил за гроши. И сразу жизнь изменилась. Из мрачного и пренебрежительного человека он стал активным и оптимистичным. Поставленная цель помогала ему высиживать часы в своем кабинете, ездить в переполненном метро, находиться в квартире, осажденной соседями. Он решил построить на собственной земле собственными руками собственный домик. Имея в своем распоряжении только выходные дни и отпуск, он прекрасно отдавал себе отчет, что постройка дома займет несколько лет. Но перспектива длительной работы не обескураживала его, а придавала энергию. Он изучал ремесло каменщика по пособию, а поскольку он был мастером на все руки, то превратить теорию в практику оказалось проще простого. Все свободное время он использовал для облагораживания Пиньеле, так называлась местность: копал фундамент, замешивал раствор, привозил камни. Он расчистил и расширил тропинку, чтобы подъезжать на машине до самой стройки. Старая машина кряхтела под тяжестью стройматериалов. Он даже убрал заднее сиденье и эксплуатировал её без пощады. На шоссе она пугала другие машины, которые шарахались от нее. Сам он возвращался со своей стройки уставший, напудренный строительными смесями и с поцарапанными руками. Коллеги находили его странным и, как будто, вдохновлённым Прошел слух, что, наконец-то, у него появилась женщина. Но, замечая обломанные ногти, спрашивали: кто?

Тем временем, он жил озаренный идеей-фикс. Домик его мечты вырастал потихоньку из земли. Низкий, кубический, он был похож на крепость, нежели на жилое здание. Дверь была так узка, что входить можно было только боком. Внутри один холл: он служил кухней, спальней и столовой. Мебель из светлого дерева, кровать- раскладушка и не одного зеркала. Эрнест Лебожю не любил свое отражение. Частенько не узнавая себя, он ненавидел его. Когда с меблировкой было покончено, он с гордостью оглядел свою работу. Три года титанических усилий и ни одной минуты сожаления. Дом служил ему, как улитке раковина. В большом шкафу — книги, консервные банки, печенье — запас для нескольких месяцев блокады. Первая ночь, проведенная в Пиньеле, была как в сказке. Стоял июнь месяц. Сидя на ступеньке перед дверью, он слышал тишину леса, вдыхал далекие ароматы земли, глаза улавливали в тени чуть заметное трепетание листьев. Очарование, которое он испытывал, исходило не от красоты природы, а от чистоты атмосферы, не загрязненной ни одним человеческим выдохом, кроме собственного. Недоступная местность! Ночные птицы и насекомые редко нарушали тишину своими полетами. Эрнест Лебожю забаррикадировался в своем жилище и заснул в центре совсем новой вселенной: бог еще не решился на серийное производство двуруких прямоходящих млекопитающих, одаренных умом и членораздельной речью. Лебожю был прототипом своего вида. Он был царем в