трезвая голова.

— Сказать по правде, нам предстоит скоро обсуждать еще одно дело в суде.

— Но почему?

— Мы так и не пришли к соглашению относительно реки, разделяющей наши владения. Документы, которые я унаследовал от Луция, ясно указывают, что я имею полное право использовать в своих интересах реку и все, что в ней находится, но недавно Публий прислал мне письмо, в котором говорит, что считает реку только своей.

— Ах, вот в чем дело.

— Рано или поздно нас рассудят. Но вчера мои рабыни стирали одежду, а рабыни Публия на том берегу и выше по течению принялись мутить воду. Мои в долгу не остались и стали осыпать их упреками и бранью, женщины на противоположном берегу им ответили, а потом в ход пошли уже не только слова. Двое управляющих прекратили перебранку, но одной из моих рабынь попал в голову камень.

— Она серьезно ранена?

— Нет, но крови было достаточно, и теперь у нее будет шрам. Если бы у меня был сутяжнический характер, я бы добился, чтобы Публий заплатил мне за причиненный ущерб.

Клавдия шлепнула руками по коленям.

— Невероятно! Я и не знала, что против тебя затеяли, Гордиан. Но я поговорю с родственниками и постараюсь их убедить, что с тобой лучше поддерживать добрососедские отношения, вспомнив о здравом смысле.

Она так театрально разгневалась, что я рассмеялся.

— Я отблагодарю тебя за помощь, Клавдия.

— Это все, что я могу сделать. Может, в городе и принято все время таскаться по судам, но здесь, в провинции, не место бесконечным спорам. Здесь должны царить спокойствие, изобилие и домашний уют, как говаривал сам Луций.

— Да, я помню эти его слова.

Я посмотрел в направлении реки, разглядывая нечетко виднеющиеся постройки на стороне Публия, почувствовал беспокойство, потом: повернулся и решил поговорить о другом.

— Ты часто видела Луция, когда он приезжал в поместье?

— Ах, я никогда не пропускала случая повидаться с ним. Такой приятный человек — да ты и сам знаешь. Мы сидели как раз на этом гребне холма, на этих самых пеньках и разглядывали дом и поля, строя планы на будущее. На реке он собирался построить мельницу. Ты знал об этом?

— Нет.

— Да-да, с таким огромным колесом и всякими приспособлениями, чтобы молоть зерно и заодно разламывать и отесывать камни, добываемые в шахте Гнея. В планах все было так грандиозно и запутанно, но Луций сказал, что он и сам сможет справиться с планом. Жалко, что он умер, да еще так неожиданно.

— Лучше умереть неожиданно. Большинству так не везет.

— Да, я понимаю. Хуже, когда умираешь долго и мучительно или в одиночестве…

— А Луций умер быстро, в окружении друзей, пересекая Форум, где его все знали и любили. Смеялся, шутил — так мне позже рассказывали — и вдруг неожиданно схватился за грудь и задохнулся. Он умер почти сразу, страдал недолго. А его похороны превратились в целое событие — множество друзей отовсюду.

При этом воспоминании я улыбнулся.

— Завещание свое он хранил в храме Весталок, как поступают многие состоятельные люди, я и понятия не имел, собирается ли он мне что-то оставлять. И вот оказалось, что поместье досталось мне, вместе со старыми документами и книгой Катона о земледелии. Я предположил, что он часто слышал, как я мечтаю покинуть безумный Рим и отдохнуть в провинции. Конечно, это были всего лишь мечты — разве человек с моими средствами может себе позволить приобрести приличное поместье и необходимых для его содержания рабов?

— Прошел год, и твои мечты сбылись. Теперь ты здесь.

— Да, и все благодаря Луцию.

— Но я нахожу тебя нахмуренным и разглядывающим долину с таким видом, будто ты — Юпитер, склонившийся над горящей Троей.

— И причиной тому в немалой степени мои соседи, — заметил я печально.

— Согласна, но тревожит тебя не только это.

Я пожал плечами.

— Этим утром мы с Аратом едва не подрались. Он считает меня невыносимым, глупым и самодовольным горожанином, который ничего не смыслит в хозяйстве, но желает при этом управлять по-своему. Мне кажется, что в его глазах я выгляжу очень смешно, когда разглагольствую о том, что прочитал у Катона.

— А что ты думаешь о нем?

— Я знаю, что Луций его очень ценил, но мне кажется, что поместье управляется не очень хорошо. Могло было быть и лучше. Много отходов и потерь.

— Ах, я сама ненавижу отходы! — сказала Клавдия. — Своим рабам я ничего не позволяю выкидывать, если это что-то может принести хоть какую-нибудь пользу.

— Между мной и Аратом всегда были натянутые отношения с тех пор, как я приехал сюда прошлой осенью. Возможно, я и в самом деле самодовольный осел из города, но я же все вижу, могу заметить множество отходов и прочесть кое о чем у Катона. И кроме того, мне не симпатичен этот Арат. Возможно, я просто не привык управлять таким количеством рабов и находить всем им подходящее занятие, а особенно трудно следить за столь самоуверенным и волевым рабом, как Арат. Луций дал ему огромные права, а мой приезд, конечно, явился для него помехой. Он смотрит на меня как на занозу в пальце; а я гляжу на него как на лошадь, которая может понести, и поэтому ей не стоит доверять: ее можно заставить скакать, куда ты хочешь, но она способна сбросить тебя в любое мгновение. Я часто ловлю себя на мысли, что слишком придираюсь к нему. В ответ он дерзит.

Клавдия сочувственно кивнула.

— Да, нелегко найти хорошего управляющего. Но ведь в сельской жизни наслаждения и радости перевешивают тяготы и заботы, по крайней мере, я всегда так считала. Мне кажется, не только мысль об Арате беспокоит тебя.

Я искоса посмотрел на нее. Она уже подбиралась к моим чувствительным местам.

— Должен признаться, что мне недостает моего старшего сына.

— Ах, да, молодого Экона. Я видела его, когда он помогал тебе осенью переезжать. Милый молодой человек. Почему он не здесь, не рядом с тобой?

— Он устроился в моем доме на Эсквилинском холме, — и, кажется, ему там вполне нравится. Не следует ожидать от молодого человека двадцати семи лет, что он бросит городские развлечения ради скучной сельской жизни. Кроме того, он недавно женился, его молодой жене нравится вести собственное хозяйство. Представь себе, что было бы, если бы ей пришлось соперничать с Вифанией? Я просто содрогаюсь при этой мысли. Тогда ни о каком спокойствии и не помечтаешь! Он также там и работает. Он выполняет те поручения, что и я когда-то, — довольно опасные, и поэтому я тревожусь. Рим всегда был неспокойным местом…

— Так или иначе, дети всегда взрослеют и уходят из дома. Или так считается. Но у тебя ведь есть еще дети.

— Да, и когда я сюда переехал, они просто передрались. Метон уже