шумом. По-видимому, один звук поглощал другой. На самом деле не совсем так, но это помогало. Иногда лучше, иногда хуже, но помогало.

Тесса отметила, что скоро поворот на Северное шоссе Ай-15. Желтая «хонда», по-прежнему держась левой стороны, поехала точно за черным грузовиком. Но только она пристроилась сзади, вспыхнули предупредительные огни. Тесса ногой нащупала тормоз. Шоссе было свободно, однако грузовик мигнул два раза подряд, приказывая ей сбавить скорость.

Если верить калифорнийским дорожным знакам, до развилки с Ай-15 оставалось около километра. Тесса снова взглянула на грузовик, и звон в ушах усилился. Проклятая колымага снова подмигнула красным огоньком. Тесса резко надавила на тормоз, ремень безопасности натянулся и отбросил ее на спинку сиденья. Водитель грузовика ухмылялся в зеркальце заднего обзора. У него были темные усы, двойной подбородок и маленький зубастый рот. Кровь бросилась Тессе в лицо. Ей захотелось врезаться в грузовик, протаранить его ко всем чертям.

Но привычное, порядком надоевшее за двадцать один год предупреждение крепко сидело в голове: «Спокойно, Тесса. Спокойно. Доктор запретил тебе волноваться — это может вызвать приступ».

Привычка к самоконтролю одержала верх и на сей раз. Тесса притормозила и сбавила скорость до пятидесяти пяти километров. Грузовик умчался вперед, к развилке. Тессу трясло, в висках билась кровь. Ей вдруг расхотелось ехать на это Северное шоссе. Расхотелось смирно плестись в хвосте у грузовика, признав свое поражение. Вцепившись в руль влажными от пота руками, она съехала с дороги и повернула обратно, на Восьмое Восточное шоссе.

Теперь она начала злиться на себя, а от этого звон в ушах опять усилился. И так каждый раз! Она изо всех сил старалась сдерживаться и от этого дергалась еще сильнее.

«Хонда» на приличной скорости ехала по Восьмому шоссе мимо санаториев с их обширными зелеными зонами, складов и домиков-мотелей, выцветшие вывески которых гостеприимно предлагали «Бесплатную стоянку и телеграф». Тесса опять прибавила скорость до семидесяти километров в час в надежде, что мерный рев мотора успокоит ее измученные нервы. Она оставила мечту о первоначальной цели своего путешествия — о Миссии Первопроходцев с ее дубами, соснами и тропинками, вьющимися по тенистым долинам и песчаным холмам. Теперь Тесса понятия не имела, куда едет, просто без всякой цели двигалась на восток.

Она так и не пришла в себя после стычки с водителем грузовика и напрасно пыталась отделаться от этого отвратительного ощущения. Звон в ушах, неотступно преследовавший ее всю жизнь, все усиливался.

«Успокаивающая музыка, — авторитетно заявил ее последний врач, — обязательно поможет, где бы ни застиг вас приступ». И доктор Иглмэн, так его звали, протянул пациентке кассету с надписью «Лечебный океан». За эту штуковину месяц назад она выложила девяносто девять баксов. Как выяснилось, на ней был записан шум бьющихся о берег волн вперемежку с какой-то музычкой, вроде той, что можно услышать в аэропортах захолустных городишек.

Тесса на ощупь пошарила в ящике и вытащила «Лечебный океан», а потом швырнула синюю полосатую коробочку на приборную доску, извлекла кассету и, потянув за блестящую коричневую ленту, сдернула ее с катушек. Прижав кассету к рулю, она тянула и тянула, пока вся свернувшаяся кольцами и похожая на спагетти лента не выскочила из кассеты и не оказалась у нее на коленях. Тесса усмехнулась: лечебный океан доктора Иглмэна оказался достоин своего названия — просто понадобилось время, чтобы понять это. Она удовлетворенно отбросила пустую кассету на сиденье. Ей определенно полегчало.

«Хопда-сивик» мчалась на восток мимо Ла-Месы и просторов Эль-Кайона. После уничтожения кассеты Тессе стало настолько лучше, что она рискнула включить радио. Звуки классической музыки огласили просторы Эль-Кайона, донеслись до самой Ла-Месы. Тесса откинулась на сиденье и приготовилась наконец насладиться путешествием. Больницы, спортплощадки и мебельные салоны постепенно уступали место складам, оружейным лавкам и магазинчикам самообслуживания. Шоссе все сужалось, поднимаясь в гору.

Металлический скрежет в ушах усилился, хотя стрелка на спидометре «хонды» дошла до семидесяти. Тесса почти физически ощущала, как он поднимается откуда-то из глубины, как натягивает кожу, грозя вырваться на поверхность. Отчаянным усилием она заставила себя отвлечься, переключиться на посторонние мысли.

Майк Холлистер небось сейчас стоит у нее под дверью. Он всегда такой вежливый и стучать будет тихо и деликатно — даже когда поймет, что она сбежала. Тесса подумала об этом без всякого удовольствия. Ей очень нравился Майк — отличный папочка для своей четырехлетней дочурки и просто добрый, приятный человек. Их связывал общий интерес к старинным манускриптам с цветными иллюстрациями. Так они и познакомились — Майк был организатором выставки средневековых часословов в Музее искусств в Сан-Диего. Когда Тесса протянула руку, чтобы погладить один очаровательный, крошечный, в кожаном переплете, молитвенник, Майк подошел и заявил, что экспонаты трогать не разрешается. А в наказание нарушительнице придется отобедать с ним и его маленькой дочкой.

Тесса улыбалась, ведя машину по извилистому, прихотливо извивающемуся шоссе. Сейчас ей трудно было представить, зачем понадобилось так срочно расставаться с Майком.

Дорога теперь шла по скату холма. Перед глазами поочередно открывались то головокружительная бездна, то зубчатые скалистые вершины. Шоссе поднималось круто вверх, и Тесса переключилась на третью скорость. Мотор недовольно заурчал. Тесса вздрогнула. Поутихший гул в ушах вдруг зазвучал громче, превратился в пронзительный вопль. Да, точно, это было похоже на крик.

Но почему ей опять стало хуже? Она ведь все делала правильно. Со времени переезда в Сан-Диего семь лет назад так плохо бывало, только когда она пыталась сделать что-то, требующее особого сосредоточения, — например, заполнить налоговую декларацию или скопировать поразивший воображение узор.

А узоры почти всегда поражали и зачаровывали Тессу. Прожилки на кельтских отшлифованных драгоценных камнях, викторианские изразцы, римские мозаики — все, где линии и фигуры многократно повторяли друг друга, составляя неповторимый рисунок. Наткнувшись на образчик этого загадочного искусства, она всегда спешила скопировать его. Но в какой-то момент этого захватывающего процесса — когда она, погрузившись в свое занятие, начинала постигать жесткую схему, спрятанную за причудливыми переплетениями, когда дыхание замысла художника уже касалось ее — всегда появлялся этот зловещий шум.