Даже смешно… Рукопись – в стол: надо ждать, когда они вымрут. Впрочем, а если я их тут обгоню? Ну, да это не беда, главное – дело сделано. Дело останется. Когда-нибудь это обязательно напечатают.

23.2.84

* * *

«Космонавт №1» был зарублен цензурой после недельной борьбы 7 марта 1984 года.

* * *

Ещё раз посмотрел «Укрощение огня» Храбровицкого. Всё ложь. Ложь в деталях, но куда важнее – в проблемах и в отношениях между собой людей, эти проблемы решающих.

* * *

Журнал «Bild der Wissenschaft» (1984. № 2 С. 4): «Аппаратура, установленная на спутниках, ещё не позволяет различать погоны на мундирах».

Книжка 101 Октябрь 1984 г. – апрель 1985 г

Сыктывкар – Пожег – Усинск – Воркута – Москва – Переделкино – Киров – Москва – Переделкино

1985

* * *

Дочь Цандера, очевидно, сумасшедшая. Она с криком послала меня к чёрту только за то, что я спросил, жива ли её мать.

* * *

Стояли сильные холода, и я переселился из своего кабинета наверх. Но там хуже пишется. Приезжал Юрка Лифшиц. Выпили с ним водки, Женьку⁵ вспоминали. Юрка совсем седой. В один год у него умерла жена, а потом погиб Женя. Наутро тоже захотелось выпить, но я сдержался, целый день работал. Сегодня ростепель: +3 градуса, и я снова переселился к себе в кабинет, а мой Цандер – из Риги в Москву.

24.1.85

* * *

Раздражает мелкое журналистское воровство. Володька Губарев украл название для своей книги: «Космический перекрёсток». Так называлась моя большая статья в «КП» и Володька не мог об этом не знать. Рябчиков после гибели наших космонавтов в 1971 году назвал свой фильм «Крутые дороги космоса». Так называлось моё интервью с Гагариным в 1967 году, когда погиб Володя Комаров. И никто мне не докажет, что это просто совпадение! Воруй у самого себя, на худой конец, но у других-то зачем?! Вот «Дорогу на космодром» я украл у самого себя: так называлась статья в газете, опубликованная лет за десять до книги.

* * *

Расстроился. Сейчас по ТВ Рябчиков и А.Романов, охмурив академика Мишина, доказывали всему Советскому Союзу, что в 1929 году Королёв приезжал к Циолковскому в Калугу. И в Калуге уже на радостях соорудили даже мемориал в честь этого события.

Да, да, тысячу раз да – замечательно было бы, если бы он приезжал и говорил с Циолковским, но не было этого!! Наврал Королёв, подписав Сашкины гранки!

Сколько замечательных приложений существует для человеческой фантазии, но зачем же искажать историю, подгонять её под нам угодную конъюнктуру?! Не встречался Ленин с Энгельсом, а вполне мог встретиться, когда был в Лондоне. Не беседовал Пушкин с Лобачевским, хотя мог беседовать. Не встречался Королёв с Циолковским в 1929 году, встретился позднее в Москве, да и то, не столько встретились они, сколько просто увиделись. Не нужен был тогда, в 1929-м, Циолковский Королёву со всей его философией космоса. Цандер ему был нужен с конкретным двигателем, который уже гремел в кирхе и который Королёв мечтает оседлать и лететь на нём в стратосферу. Да, не столь красиво, как нам хотелось бы, нет замечательной и желанной «преемственности поколений». Точнее, она есть, но не показушная, не поверхностная, а выстраданная, глубинная… Что делать?

13.4.85

А сделал я следующее: напечатал в журнале «Огонёк» (1989. № 10) большую статью «Размышления над попытками приукрасить историю».

Книжка 103 Апрель 1985 г. – сентябрь 1985 г

Москва – Переделкино – Поленово – Переделкино

* * *

Саша Романов хочет писать «Королёва» для «ЖЗЛ». Это всё равно, как я бы захотел написать «Божественную комедию».

Книжка 105 Сентябрь 1985 г. – январь 1987 г

Переделкино – Агавнадзор – Севан – Ереван – Гарни – Герерд – Переделкино – Ленинград – Переделкино – Ленинград – Переделкино – Горький – Семёнов – Телки – Переделкино – Тбилиси – Переделкино – Рига – Горький – Переделкино

* * *

Космонавт Валентин Лебедев в своих дневниках с «Салюта-7» пишет, что в невесомости слезы текут вверх по лицу.

1986 год

* * *

Звонил Юрий Алексеевич Николаев, космический испытатель. Пьяный. Просил опубликовать его дневники. У него две толстые тетради дневников.

Звонил Андрей Павлюк. Лет 20 назад у Бориса Егорова я встречался с его отцом. Он был чекистом, завгаром Британского посольства в Москве, возил Черчилля. В тот вечер, помню, объяснял нам с Борисом все преимущества и недостатки иномарок. Он умер год назад. Андрей просил написать о нём книгу.

* * *

Селезнёв⁶ сказал мне, что все его попытки пробить мою документальную повесть «Космонавт № 1» в «КП» ни к чему не привели. Впрочем, я не знаю какие попытки он предпринимал, сколь настойчивы они были и на каком уровне.

Карпов⁷ тоже сказал, что пробить не может.

— Да ведь вы – Герой Советского Союза! — воскликнул я. — Перед вами военная цензура по стойке «смирно» стоять должна!

— А вы знаете, что они сделали с моим последним романом?!..

Ахромеев⁸, которому я по «вертушке» нажаловался на военную цензуру, превратившую мою повесть в руины, вызвал меня в свой кабинет на улице Фрунзе. Поскольку вызов маршала настиг меня в редакции в виде весьма затрапезном: джинсы, ковбойка, потрёпанный кожаный пиджачок, я предстал перед ним в обличии, неподобающем объёму кабинета. И настроение у меня было какое-то хулиганское. После того как мы поздоровались, я начал ощупывать его погоны, приговаривая:

— Сергей Фёдорович, вы не поверите, но я впервые так близко вижу маршальские погоны! Красота какая! Ведь это, должно быть, ручное шитьё золотыми нитями! А Герб как искусно сделан! И т. д.

Маршал стоял смирно и от наглости моей лишился дара речи. К такому обращению он был не подготовлен: подчинённый вести себя так не посмел бы, а начальник – не стал бы. Мой восторг был так пленительно искренен, что Ахромеев поверил, что я полный идиот, и улыбнулся наконец. Потом он вызвал генерала – начальника военной цензуры, и они вдвоём принялись меня долбать: как я посмел написать о тех офицерах из первого отряда наших космонавтов, которые в космос так и не полетели⁹:

— Да что они такого сделали для нашей космонавтики, что вы их в газете будете прославлять! — кричал Ахромеев.

Я понял, что разговаривать с ними надо только на понятном им языке:

— Не прославлять, Сергей Фёдорович! Да как же вы не понимаете?! То, что этих молодых офицеров списали из отряда, говорит лишь о том, как серьёзно к отбору относились военные медики и какие высокие требования предъявляли командиры к