руками, долго рассматривал их.
— Дорогой Шарах, от убыхов, которые исчезли с лица земли, осталось только это. Возьми их с собой в Абхазию! Для Бирама они безмолвны, а с тобой будут говорить. Здесь, после моей смерти, они, наверное, попадут в чужие руки. А вместе с тобой окажутся в родных краях!..
Поблагодарив, я принял эти дорогие для меня подарки, приложил все усилия, чтобы удержать Зауркана в постели. Но он все равно, не послушав меня, решил встать. Надел свой старый архалук и черкеску, надел на голову папаху, взял посох и, выйдя из дому, провел меня до калитки. И только там, обняв и поцеловав меня и пожелав счастливого пути, отпустил.
Бирам помог донести мне вещи до проезжей дороги. Мы медленно шли по равнине, и когда я обернулся, то увидел сзади нас, на холме, Зауркана, все еще стоявшего там, как последний обломок старой крепостной стены…
Больше я не оглядывался. Пусть таким он и останется в моей памяти. Пусть таким, последним гордым обломком прошлого, покажется и другим людям в книге о нем, которую я непременно напишу по сделанным с его слов записям.
На этих словах обрывалась попавшая ко мне рукопись молодого языковеда Шараха Квадзбы. Как было сказано вначале рукопись не имела названия, не была разбита на главы, и, готовя ее к изданию, я сам разделил ее на главы, дал им наименование и по впечатлением прочитанного назвал ее «Последний из ушедших». 1966–1973
Послесловие
На этих словах обрывалась попавшая ко мне рукопись молодого языковеда Шараха Квадзбы. Как было сказано вначале рукопись не имела названия, не была разбита на главы, и, готовя ее к изданию, я сам разделил ее на главы, дал им наименование и по впечатлением прочитанного назвал ее «Последний из ушедших». 1966–1973
