Стругацкого, о самой запомнившейся встрече с ним.
Место и время: редакция журнала «Вопросы философии», 1965 год. Действующие лица: АНС – «брат Стругацкий», уже кумир поколения (после «Трудно быть богом» и «Понедельника…»), но пока не Живой Классик. Еще черноволосый и без усов. Московские философы – все больше молодые и начитанные. И я – ученик седьмого класса, запойный любитель фантастики, еще не «Вл.Гаков», но уже определенно фанат Стругацких. Насколько помню, на вопросы мэтру в той компании не решился (собрался, кажется, весь цвет философской мысли), больше слушал. Только в конце протолкался к АНС с просьбой подписать свеженький, доставшийся по блату молодогвардейский томик – «Хищные вещи века» в паре с «Попыткой к бегству». Из всего услышанного в тот вечер больше всего запали в душу два высказывания Аркадия Натановича. Первое (в ответ на долгий спич одного из присутствующих интеллектуалов о прогнозировании будущего): «Да кто вам сказал, что мы прогнозируем будущее? Мы просто описываем мир, в котором сами хотели бы жить. И, соответственно, мир, в котором не пожелали бы жить ни за какие коврижки». И второе, имевшее (как я понял много позже) прямое отношение к первому (разговор крутился вокруг тех же «ХВВ»): «Мир без денег и материальных забот может стать утопией, а может и антиутопией. Страшно, если материальное изобилие свалится в руки тем, кто ничего, кроме как зарабатывать и потреблять, просто хапать, – не умеет, не обучен. А с другой стороны, лично нам с братом претит перспектива, при которой люди навечно обречены только зарабатывать и потреблять. Но как совместить первое и второе – мы не знаем». На дворе, повторяю, стоял 1965 год. Шлейф от хрущевской «оттепели» еще не успел окончательно растаять, и слово «коммунизм» пока не приобрело бранного оттенка. До подавления «пражской весны» оставалось целых три года. И сколько всего впереди. За точность приведенных цитат не ручаюсь: прошло сорок лет, целая жизнь. Но суть этих двух высказываний помнил все эти годы, из коих четверть века протекла для меня в личном общении с Аркадием Натановичем. Мысль, не покидающая сорок лет и не утратившая актуальности, согласитесь, это что-то значит.
Много можно вспомнить, много рассказать… Одна история о том, как мы с Володей Покровским во время знаменитого Малеевского семинара выследили Аркадия Натановича, которого Нина Матвеевна Беркова прятала от назойливого внимания условно юных дарований в одном из номеров Дома творчества; о том, как вломились к нему с бутылкой спирта и славно поговорили… Собственно, практически каждая встреча с ним казалась событием особенным, но почему-то часто вертится в памяти один разговор. Это было во времена, когда уже начался мор генсеков, но еще не доносились сверху громовые раскаты перестройки. Домой к Аркадию Натановичу в тот день мы пришли, кстати, опять с Покровским. АН снял со стопки десятирублевок, лежащих на углу письменного стола, купюру и отправил Володю за коньяком. Пока он ходил, мы немного поругали чинуш, из-за которых ситуация в фантастике плачевна, и ритуально потоптали злодейскую «Молодую гвардию». Потом я увидел на столе «Обитаемый остров», изданный в знаменитой «рамочке», и сказал, что для меня в свое время эта повесть, еще в журнальном варианте, сыграла деструктивную роль: до нее я верил в так называемые объективные законы истории, после – нет, поскольку понял, что нет никаких законов, а есть игра интересов групп людей. Впрочем, добавил я, возможно, в этом и заключается единственный объективный закон истории. Аркадий Натанович хмыкнул, а потом грустно сказал, что нам, молодым, еще повезло. Мы ведь не знаем, что даже от групп мало что зависит и что за группами могут стоять силы, возможности которых нам неизвестны, интересы, которые нам непонятны, и цели, которые для нас непостижимы. Просто в один прекрасный день все меняется, белое становится черным и наоборот, а нам кажется, что карты наконец открыты. Мы можем гадать и предполагать, кто игроки, но редко кому позволяют увидеть лицо хозяина игорного дома. И вот теперь, посещая иногда парикмахерскую на проспекте Вернадского, я прохожу мимо казино, затем недалеко от церкви перехожу улицу и, проходя мимо дома, где жил Аркадий Натанович, порой вспоминаю этот разговор. Что он хотел сказать, в те времена я не понял, а сейчас толковать смысл его слов представляется неуместным.
В 1960-е годы издательство «Молодая гвардия», где я тогда работала в редакции фантастики, ежегодно командировало бригады своих авторов во главе с одним из редакторов на декаду Молодежной книги – выступать с лекциями по городам и весям Советского Союза. В 1962-м поездку в Казахстан предложили возглавить мне и даже позволили включить в группу кого-нибудь на мое усмотрение. Не раздумывая, я пригласила Аркадия Натановича. Бригада получилась разношерстной: два поэта-песенника, один «деревенщик», фантаст Стругацкий и… чернокожий Джим Паттерсон – тот самый мальчик-негритенок из фильма «Цирк». Так получилось, что песенники и «деревенщик» улетели раньше нас, а мы прибыли в Актюбинск лишь в четыре утра. И никто нас не встречал. Бог знает, как мы добрались по этому холодному, темному, чужому городу до гостиницы. Однако там нас выставили на улицу, ибо номера нам никто не удосужился забронировать. И тогда, не придумав ничего лучшего, мы притопали в горком партии, где сердобольный вахтер сжалился над тремя столичными горемыками и пустил переночевать в какой-то кабинет и даже электрическую плитку дал, что было очень кстати: промерзли мы основательно, бедный Паттерсон аж весь побелел и дрожал, как осиновый лист. Мы расположились у электроплитки, как у костра, безуспешно пытаясь согреться. К тому же немилосердно хотелось есть, и настроение было хуже некуда. Запасливый Джим с кислой физиономией извлек из кармана пачку печенья «Юбилейное». И тут Аркадий схватил печенье и торжественно произнес: «Провозглашается пикник с шашлыками!». После чего принялся поджаривать печенюшки над плиткой. Более вкусных «шашлыков» я, кажется, в жизни не ела. Вот ведь – пустячок, но Аркадию и в самом деле удалось ободрить нас. Уже через несколько минут мы забыли о наших невзгодах и вовсю травили анекдоты. После Актюбинска мы отправились в Уральск. В самом конце поездки местные власти решили как-то отблагодарить нас и пригласили вечером на бешбармак. Правда, в этот же день у нас была встреча в пединституте, которая изрядно затянулась, так что на увеселительное мероприятие мы добрались уже к часу ночи. Нас
Вл. ГАКОВ:
Место и время: редакция журнала «Вопросы философии», 1965 год. Действующие лица: АНС – «брат Стругацкий», уже кумир поколения (после «Трудно быть богом» и «Понедельника…»), но пока не Живой Классик. Еще черноволосый и без усов. Московские философы – все больше молодые и начитанные. И я – ученик седьмого класса, запойный любитель фантастики, еще не «Вл.Гаков», но уже определенно фанат Стругацких. Насколько помню, на вопросы мэтру в той компании не решился (собрался, кажется, весь цвет философской мысли), больше слушал. Только в конце протолкался к АНС с просьбой подписать свеженький, доставшийся по блату молодогвардейский томик – «Хищные вещи века» в паре с «Попыткой к бегству». Из всего услышанного в тот вечер больше всего запали в душу два высказывания Аркадия Натановича. Первое (в ответ на долгий спич одного из присутствующих интеллектуалов о прогнозировании будущего): «Да кто вам сказал, что мы прогнозируем будущее? Мы просто описываем мир, в котором сами хотели бы жить. И, соответственно, мир, в котором не пожелали бы жить ни за какие коврижки». И второе, имевшее (как я понял много позже) прямое отношение к первому (разговор крутился вокруг тех же «ХВВ»): «Мир без денег и материальных забот может стать утопией, а может и антиутопией. Страшно, если материальное изобилие свалится в руки тем, кто ничего, кроме как зарабатывать и потреблять, просто хапать, – не умеет, не обучен. А с другой стороны, лично нам с братом претит перспектива, при которой люди навечно обречены только зарабатывать и потреблять. Но как совместить первое и второе – мы не знаем». На дворе, повторяю, стоял 1965 год. Шлейф от хрущевской «оттепели» еще не успел окончательно растаять, и слово «коммунизм» пока не приобрело бранного оттенка. До подавления «пражской весны» оставалось целых три года. И сколько всего впереди. За точность приведенных цитат не ручаюсь: прошло сорок лет, целая жизнь. Но суть этих двух высказываний помнил все эти годы, из коих четверть века протекла для меня в личном общении с Аркадием Натановичем. Мысль, не покидающая сорок лет и не утратившая актуальности, согласитесь, это что-то значит.
Эдуард ГЕВОРКЯН:
Много можно вспомнить, много рассказать… Одна история о том, как мы с Володей Покровским во время знаменитого Малеевского семинара выследили Аркадия Натановича, которого Нина Матвеевна Беркова прятала от назойливого внимания условно юных дарований в одном из номеров Дома творчества; о том, как вломились к нему с бутылкой спирта и славно поговорили… Собственно, практически каждая встреча с ним казалась событием особенным, но почему-то часто вертится в памяти один разговор. Это было во времена, когда уже начался мор генсеков, но еще не доносились сверху громовые раскаты перестройки. Домой к Аркадию Натановичу в тот день мы пришли, кстати, опять с Покровским. АН снял со стопки десятирублевок, лежащих на углу письменного стола, купюру и отправил Володю за коньяком. Пока он ходил, мы немного поругали чинуш, из-за которых ситуация в фантастике плачевна, и ритуально потоптали злодейскую «Молодую гвардию». Потом я увидел на столе «Обитаемый остров», изданный в знаменитой «рамочке», и сказал, что для меня в свое время эта повесть, еще в журнальном варианте, сыграла деструктивную роль: до нее я верил в так называемые объективные законы истории, после – нет, поскольку понял, что нет никаких законов, а есть игра интересов групп людей. Впрочем, добавил я, возможно, в этом и заключается единственный объективный закон истории. Аркадий Натанович хмыкнул, а потом грустно сказал, что нам, молодым, еще повезло. Мы ведь не знаем, что даже от групп мало что зависит и что за группами могут стоять силы, возможности которых нам неизвестны, интересы, которые нам непонятны, и цели, которые для нас непостижимы. Просто в один прекрасный день все меняется, белое становится черным и наоборот, а нам кажется, что карты наконец открыты. Мы можем гадать и предполагать, кто игроки, но редко кому позволяют увидеть лицо хозяина игорного дома. И вот теперь, посещая иногда парикмахерскую на проспекте Вернадского, я прохожу мимо казино, затем недалеко от церкви перехожу улицу и, проходя мимо дома, где жил Аркадий Натанович, порой вспоминаю этот разговор. Что он хотел сказать, в те времена я не понял, а сейчас толковать смысл его слов представляется неуместным.
Бела КЛЮЕВА:
В 1960-е годы издательство «Молодая гвардия», где я тогда работала в редакции фантастики, ежегодно командировало бригады своих авторов во главе с одним из редакторов на декаду Молодежной книги – выступать с лекциями по городам и весям Советского Союза. В 1962-м поездку в Казахстан предложили возглавить мне и даже позволили включить в группу кого-нибудь на мое усмотрение. Не раздумывая, я пригласила Аркадия Натановича. Бригада получилась разношерстной: два поэта-песенника, один «деревенщик», фантаст Стругацкий и… чернокожий Джим Паттерсон – тот самый мальчик-негритенок из фильма «Цирк». Так получилось, что песенники и «деревенщик» улетели раньше нас, а мы прибыли в Актюбинск лишь в четыре утра. И никто нас не встречал. Бог знает, как мы добрались по этому холодному, темному, чужому городу до гостиницы. Однако там нас выставили на улицу, ибо номера нам никто не удосужился забронировать. И тогда, не придумав ничего лучшего, мы притопали в горком партии, где сердобольный вахтер сжалился над тремя столичными горемыками и пустил переночевать в какой-то кабинет и даже электрическую плитку дал, что было очень кстати: промерзли мы основательно, бедный Паттерсон аж весь побелел и дрожал, как осиновый лист. Мы расположились у электроплитки, как у костра, безуспешно пытаясь согреться. К тому же немилосердно хотелось есть, и настроение было хуже некуда. Запасливый Джим с кислой физиономией извлек из кармана пачку печенья «Юбилейное». И тут Аркадий схватил печенье и торжественно произнес: «Провозглашается пикник с шашлыками!». После чего принялся поджаривать печенюшки над плиткой. Более вкусных «шашлыков» я, кажется, в жизни не ела. Вот ведь – пустячок, но Аркадию и в самом деле удалось ободрить нас. Уже через несколько минут мы забыли о наших невзгодах и вовсю травили анекдоты. После Актюбинска мы отправились в Уральск. В самом конце поездки местные власти решили как-то отблагодарить нас и пригласили вечером на бешбармак. Правда, в этот же день у нас была встреча в пединституте, которая изрядно затянулась, так что на увеселительное мероприятие мы добрались уже к часу ночи. Нас