бомбочек или повесток в суд.

-- Не будь занудой.

-- Ты тоже, дорогая. Этот концерт так же важен для любителей музыки, как и для Лари. Это не место партизанских боев.

В первый раз за много месяцев она казалась отдохнувшей, как человек который только что закончил часть работы и полностью ей доволен. Редкое зрелище в последнее время. Она, обычно красная от волнения, сейчас побледнела и стала розовой.

Она ела в тишине и ничего не спрашивала у меня про Лари. Да я и не мог ей рассказать ничего нового. Несмотря на то, что она о себе постоянно напоминала с помощью дверного звонка, почтовых открыток, фонариков, кашля и Бог знает чего, Лари совершенно забыл о ней. Его жизнь вошла в обычную безмятежную колею.

Она рассказала мне новости. Они объяснили ее спокойствие. Я уже предполагал это несколько раз и сам пытался уговорить ее. Я не удивился и не поразился. Это было абсолютно справедливое и верное решение этой проблемы, абсолютно очевидное.

-- Жребий брошен, -- трезво сказала она. -- Никаких возвращений.

Это и к лучшему, что жребий был брошен, согласился я с ней; я думал, что понял, о чем она говорит. Единственной неожиданностью был ее поцелуй в щеку. Она поцеловала меня, когда встала, чтобы выйти из ресторана.

На следующий день, как обычно я пришел к Лари в студию на коктейли в пять. Его нигде не было видно. А Лари всегда, когда я прихожу, в гостиной возился с коктейлями, элегантный в ярком пиджаке из шотландской шерсти, который прислала ему в подарок поклонница.

-- Лари! -- позвал я.

Занавески в спальне раздвинулись, и он появился, слабый и жалкий. Он был одет в халат с алой подкладкой и вышитую накидку, словно из реквизита забытой оперетты. Он упал в кресло, как раненный генерал, и закрыл лицо руками.

-- Грипп! -- догадался я.

-- Это какой-то неизвестный вирус, -- мрачно ответил он. -- Доктор ничего не нашел. Ничего. Наверно это начало третьей мировой войны -- бактериологической.

-- Может тебе всего лишь надо поспать, -- любезно посоветовал я.

-- Спать? Ха-ха! Я всю ночь не мог уснуть. Горячее молоко, подушки под поясницу, шерсть…

-- Внизу была вечеринка?

Он вздохнул.

-- У соседей было как в морге. Это что-то во мне, говорю же тебе.

-- Хорошо, но у тебя хотя бы есть аппетит…

-- Я тебя пригласил, чтобы ты мучил меня? Завтрак, мое любимое мясо на вкус как опилки.

-- Ну, твой голос по крайней мере звучит хорошо, а это сейчас самое главное, так?

-- Репетиция утром была провальной, -- с раздражением ответил он. -- Я был неуверен, хрипел и промахивался. Я плохо себя чувствую, я не готов, полуголый…

-- Все равно ты выглядишь на миллион долларов. Парикмахер сделал…

-- Парикмахер -- мясник, рубщик…

-- Он сделал хорошую работу.

-- Тогда почему я не чувствую себя так, как он сделал? -- Лари встал. -- Сегодня все наперекосяк. Все расписание летит к чертям. И никогда в своей жизни, ни разу я нисколечко не волновался перед концертом. Ни разу!

-- Ладно, -- с сомнением начал я, -- может быть хорошие новости тебе помогут. Я вчера за обедом видел Элен Спракс и она сказал мне…

Лари щелкнул пальцами.

-- Это она! Это она! Конечно, эта Элен, она отравила меня! -- он зашагал по полу. -- Ей мало меня убить, она хочет свести меня с ума перед завтрашним вечером. Она все время пыталась меня достать.

-- Я не думаю, что она отравила тебя, -- сказал я, улыбаясь. Я хотел отвлечь его непринужденностью. Я вдруг осознал весь ужас того, что собирался сказать и остановился.

-- Лари, - медленно проговорил я, -- Элен уехала в Буффало прошлой ночью.

-- Скатертью дорога!

-- Не надо будет больше рвать открытки за завтраком, -- небрежно кинул я. Ноль эффекта. -- Никаких звонков в дверь перед репетициями. -- ноль эффекта. -- никаких звонков парикмахеру, никакого грохота мусорного бака перед сном.

Он схватил меня за руки и тряхнул.

-- Нет! – вскрикнул он.

-- Да, черт возьми, -- изобразил я смех, -- Она настолько вклинилась в твою жизнь, ты без нее шага не мог сделать.

-- Маленький термит, -- прохрипел Лари. Гнойный, вредный, коварный, скользкий, маленький… -- он ударил по камину. -- Я порву с этой привычкой!

-- Привычками, -- поправил я. -- Если ты это сделаешь, то это будут первые привычки в жизни. Справишься до завтра?

-- Завтра? -- простонал он. -- О, завтра.

-- Фонари погасли и…

-- Никаких фонариков.

--- Ты можешь приступать к первому номеру…

-- Где кашель? -- отчаянно спросил он. -- Я сейчас буду ругаться как в Техасе.

Он задрожал и снял телефонную трубку.

-- Оператор, соедините с Буффало. Как ее зовут, еще раз?

-- Спаркс -- Элен Спаркс.

Меня пригласили на свадьбу, но я лучше бы пошел на публичную казнь. Я послал серебряную вилку для маринадов и свои пожелания.

К моему изумлению, Элен присоединилась ко мне за обедом на следующий день после свадьбой. Она была одна и притащила большой пакет.

-- Что ты здесь делаешь в такой день? -- спросил я.

-- Провожу медовый месяц, -- она с удовольствием заказала сендвич.

-- Ого, а где жених?

-- Проводит его в студии.

-- Вижу. Я не заметил, как мы дошли до той точки, когда было бы неделикатно с моей стороны спрашивать о будущем.

-- Я потратила сегодня два часа, и купила ему один костюм.

-- А завтра?

-- Два с половиной часа, и еще пара туфель.

-- Маленькие капли воды, Маленькие зёрна песка, -- прочитал я. -- Создают могучий океан. И прекрасную землю. -- Я указал на пакет. -- Это часть твоего приданого?

- В каком-то смысле. Это крышка мусорного бака, поставлю ее рядом с кроватью, -- улыбнулась она.

Примечания

1

Портной, который подглядывал за леди Годивой и внезапно ослеп.

(обратно)