вернулся, потому что родина — это родина, даже если там нет близких. А не вернулся я, честное слово (Коленда говорил искренне), так как боялся: меня замучают угрызения совести, на чужбине, думал я, постепенно все уляжется, забудется, и я свыкнусь с этим. На самом деле, видите, что получилось: родины я лишился, жена у меня иностранка, дети — французы, и все напрасно: я так и не смог с этим свыкнуться, все время думаю об этом, точно меня околдовали. Послушайте, что приключилось со мной в конце войны, когда из Бухенвальда меня перевели в Дахау; к тому времени у меня уже был трехлетний лагерный стаж, и вот приказали нам как-то перекидать песок из огромной кучи на железнодорожное полотно. У меня не было сил, и, хотя солнце светило мне в спину, я совсем выдохся, еле на ногах держался, копнул пять, ну может, десять раз и больше не могу, а напротив работал русский — молодой, крепкий парень, мы его Ваней звали, он копал, как машина, и перед ним большая куча песка лежала, хотя солнце светило ему в глаза. Вдруг вижу, к нам направляется надсмотрщик, и говорю русскому: «Давай, Ваня, поменяемся местами, а то солнце тебе в глаза слепит». Он улыбнулся и перешел на мою сторону. «Спасибо», — говорит и опять давай махать лопатой. Тут подошел надсмотрщик, видит: передо мной большая куча песка, а перед русским — маленькая, выхватил у меня лопату и двумя ударами прикончил Ваню. Потом отдал мне лопату, похлопал по плечу: молодец, мол, хорошо работаешь, и пошел дальше, а у меня с тех пор сердце болит, по ночам не сплю, мучаюсь и никак с этим не свыкнусь. Может, вы думаете, я не знал, что немец убьет Ваню? Прекрасно знал, иначе не поменялся бы с ним местами.
Как я уже говорил, это была моя последняя встреча с Колендой. С того вечера я обходил стороной площадь Сен Сюльпис; послеобеденную и вечернюю порцию коньяка выпивал в другом месте и в свое старое бистро зашел только попрощаться с хозяином накануне отъезда, и на всякий случай днем. Узнав о смерти Коленды, я сделал вид, что огорчен, и произнес подобающие случаю слова, но в глубине души обрадовался, что никогда и нигде не встречу больше моего случайного знакомого из бистро на площади Сен Сюльпис.
Декабрь 1967 г.