приключениях Пастера и Роберта Коха. История современных борцов со смертью - это нечто большее, чем сага об открытиях, сделанных в душных лабораториях. В этой истории говорится о первых попытках человека совершить невозможное, о его решении не только взять под контроль, но и окончательно искоренить некоторые смертельные болезни. С начала времен эти страшные болезни, притаившись, выжидают случая убить в люльке младенца, похитить у матери детей, отнять у семьи отца. Наши борцы за жизнь владеют теперь знанием, как предотвращать эти несчастья, чтобы самая память о них исчезла из истории человечества.

С точки зрения современной науки, смерть от этих болезней - ненужная смерть. Она, бесспорно, предотвратима. Так почему бы не уничтожить ее на веки веков?

Это и есть та крупная ставка, ради которой герои и героини этой повести - не без страха и сомнений - затеяли игру. Те из них, которые обладают прозорливостью, начинают понимать, насколько серьезна будет игра. Не в пример удачливому Левенгуку или счастливцу Пастеру, теперешние защитники нашего права на жизнь отвечают не только перед самими собой. Они не являются хозяевами своего знания. Также и народ не является хозяином их открытий, направленных на борьбу за жизнь для всех. Между тем это новое приключение, на которое отважились наши борцы за жизнь, должно быть демократичным до конца. Или это борьба народа со смертью, или ничто. И раньше чем грянет бой, народ должен узнать о нем, постичь его смысл, почувствовать, какую победу он сулит ему. Тогда народ поднимется на борьбу за право своих ученых, вооруженных наукой, даровать человечеству право на жизнь.

В этом-то и заключается центр тяжести. Этим и не похожа современная наука на занимательную возню, которой развлекался двести пятьдесят лет тому назад старый Антони ван-Левенгук. По сравнению с теперешними не слишком знаменитыми исследователями великий голландский суконщик был счастливцем. Ему не приходилось вмешиваться в судьбы человеческие. Он слыл всего лишь безобидным созерцателем, впервые заглянувшим в занятный, невидимый мир, где ловкие, крошечные зверюшки проводили свою удивительную, нелепую, бессмысленную жизнь. Чем были для человечества XVII века открытые Левенгуком микробы? Ничем. И востроглазый голландец мог спокойно оставаться просто исследователем. Ему не нужно было превращаться в борца. Его микробы были не более как игрушкой для ученых джентльменов из Лондонского королевского общества.

Но для наших современных следопытов науки микробы приобрели особое сложное и грозное - значение. Смертоносность их установлена. Наши ученые нашли чудодейственный способ не только умерять, но и уничтожать их смертоносные свойства. Обезвредив их невидимые ядовитые жала, можно смерть превращать в жизнь.

И вот из-за человеческой алчности, из-за человеческого безрассудства народу отказано в этой величайшей надежде. А в высоких сферах находятся люди, которые сомневаются, будет ли прекращение ненужных смертей и ненужных страданий полезно для человечества!

Вот почему эта летопись не будет особенно веселой и приятной, а ее героям, борцам за жизнь, придется воевать не только с жалкими микробами и физическими недугами. Для нынешних наследников великого левенгуковского открытия микробы не могут быть только предметом утонченных научных споров или снисходительных охов и ахов почтенных английских джентльменов и избранных умов Европы. Только этим и были микробы для аббата Лаццаро Спалланцани. Этот неистовый итальянский монах принял знамя охоты за микробами из рук великого голландского следопыта. Он доказал, что микробы непременно должны иметь родителей, что каждый микроб происходит от такого же микроба и разговоры о их самопроизвольном зарождении - это миф и болтовня. Всякая жизнь рождается от жизни!

Но что значила эта глубочайшая биологическая истина для преподобного отца Спалланцани? Только то, что он тоже был счастливцем и мог спокойно, без всяких помех, жить и умереть в своей «башне из слоновой кости», на благо себе и науке. Доказывая, что вся ныне существующая жизнь произошла от первоначально созданной господом жизни, Спалланцани - тайный друг еретика и нечестивца Вольтера - занял вполне надежную позицию в споре, который был в XVIII веке далеко не безопасным. Никакая инквизиция не могла бросить в темницу, подвергнуть пыткам или сжечь на костре этого попа-исследователя, который подтверждал правоту святейшего папы. Да и никто в XVIII веке, в те славные дни, когда занималась столь много сулившая заря научного знания, не видел ничего хорошего или дурного для человечества в высокомудрой доктрине о том, что у микробов должны быть родители.

Но вот явился Пастер, непревзойденный, ни с кем несравнимый гений охоты за микробами. Он доказал неоспоримо, - это было сделано блестяще, хотя и несколько шумливо, - что в микробах таится угроза. Это было их единственное значение для Пастера; поэтому и он был счастливцем. Вот краткий итог его удачливой жизни: он доказал ту истину, которую Спалланцани знал до него, что у микробов должны быть родители. Он открыл и поведал миру то, о чем Спалланцани и не помышлял: что некоторые микробы представляют угрозу для человеческой жизни. А потом, вдохновленный, поднявшись на вершину человеческих чаяний, Пастер бросил боевой клич:

«Во власти человека стереть с лица земли все паразитарные болезни, если учение о самопроизвольном зарождении (микробов) ложно, в чем я твердо уверен!»

Если все микробы, включая самые убийственные для человека, должны иметь родителей, так почему бы не уничтожить свирепых предков для того, чтобы не было смертоносных потомков? Удивительно просто! Это была непреложная истина. Ни один ученый не мог опровергнуть пастеровой надежды на избавление человечества от одного из величайших бедствий. Никто не оспаривает ее и сейчас. Пастер умер под восторженные славословия ученых, государственных деятелей, финансовых тузов и миллионов безвестных простых людей. И теперь он лежит, этот первый святой от науки, в маленькой часовне, в парижском институте имени Пастера.

II

«...Стереть с лица земли паразитарные болезни...» - таков был брошенный им вызов. Но, может быть, эта мечта, это пророчество Пастера не более как утопия? Сам он обладал интуицией подлинного гения, а в области эксперимента проявлял исключительную изобретательность. Может быть, он был на тысячу лет впереди своего века? Могут ли теперь борцы менее крупного масштаба создать оружие для этой борьбы, беспримерной по своему величию в истории человечества?

Нет спора, что это оружие уже создано. Сорок два года, истекшие со времени