меньше ни тамерских шпионов, всегда готовых выловить рыбку в мутной воде, ни собственных дураков, способных устроить гражданскую войну лишь из желания побряцать оружием и погарцевать на породистых жеребцах. В политику же лучше не вмешиваться хотя бы потому, что разобраться в происходящем может либо безумец, либо тот, кто все это затеял — но герцог-регент не спешит делиться планами ни с кем, кроме ближайшего круга соратников, а действовать наугад будет только самонадеянный болван. Как известно, враг может захватить город по нехватке гвоздя, так стоит ли тащить клещами гвоздь, если не знаешь, что именно на нем держится? За герцогом-регентом тянулся длинный и неприятно пахнущий шлейф крайне сомнительных деяний, с этим спорить трудно. Еще девятину назад мало кому знакомый в лицо полковник западной армии, наследник покойного казначея, в одночасье стал комендантом столицы, а потом и регентом при юном короле, о котором говорили… разное. Регент шустро взялся за расследование дерзкого убийства покойного короля — вот только пострадавших было удивительно мало. Арестовали почти две тысячи жителей столицы, арестовали и в течение седмицы мирно выпустили, хотя заложники от каждой из одиннадцати земель Собраны могли бы остудить пыл противников герцога-регента Скоринга. Казненные же «пособники убийства», равно как и едва ли не ежедневно вздергиваемые на виселицы повинные в оскорблении величества негодяи, по подозрениям господина Толди, принадлежали к числу соратников ныне покойного казначея, а весной подбивали горожан к хлебному бунту. Так что обвинения, конечно, были ложными, а вот приговоры — вполне справедливыми.

Еще много говорили о еретиках-«заветниках», которых привечал казначей, а ныне пригрел герцог-регент, но начальник внутренней охраны еретиков не боялся, а все их бредни почитал полной чушью. Конец света они готовят, видите ли. Противостоящего в мир впустить хотят. Со дня сотворения мира все хотят, хотят — а ничего, кроме отвратных обрядов и ритуальных убийств пока не видать… а это забота Церкви. Хотя очень странно, что в качестве опоры казначей выбрал именно еретиков. В пику божественной королевской династии, что ли? Однако ж, к печальным загадкам в последние полсотни лет не привыкать — короли Собраны, потомки богов, не должны сходить с ума, а они сходят. Двое подряд: и Мышиный

Король, отец Ивеллиона, и сам Ивеллион, но папаша-то был безумцем тихим, а сын — буйным и злобным. От такой милости богов и к врагу рода человеческого на поклон побежишь… И если бы этим все странности нынешней обстановки ограничивались — увы, они только начинались. Господин регент увлеченно перестраивал страну, о чем в Собране уже забыли со времен Лаэрта I, последнего великого короля. Прямо под носом у герцога-регента процветала коалиция, уже прозванная острословами «малым королевским советом», советом при законном короле, младшем брате его величества Араона — и что? Ни единого перышка со шляп членов малого королевского совета и их соратников не упало. Господа впрямую называли его величество узурпатором, герцога-регента — первейшим из подлецов, собирали силы для вооруженного противостояния, вели переписку со всей Собраной и соседними державами… а регент даже и за ухом не чесал, чтобы прищучить эту вольницу. Вряд ли не мог, сил у него хватало. Значит, не хотел. Оппозиция вдохновенно болтала обо всем на свете, от вооруженного переворота до убийства регента, вот только действовать никто не спешил, а с герцогом Алларэ Дамиан Толди проработал шесть лет и прекрасно знал, что Алларэ бросает на ветер лишь те слова, которым самое место — лететь по ветру, значит, и с той стороны тоже никто не хотел настоящей борьбы. Элегантное противостояние, не дуэль, а дружеский поединок, и кажется даже, что оба герцога заранее сговорились, как будут его вести. Очень легко в это поверить, глядя на происходящее, и только последний дурак встрянет в их танец. Танец канатоходца над пропастью; тут чихнуть лишний раз страшно, не то что переходить к действиям: одиннадцать земель Собраны разделились почти поровну, одни поддерживают герцога Скоринга, другие — герцога Алларэ. Герцогство Скора и баронство Брулен могут в любой момент отложиться или даже вступить в союз с Тамером — и прощайте, выходы к западным морям; северные земли вслух мечтают о независимости, а из одиннадцати Старших Родов в наличии только четыре, главы остальных в течение года… вежливо говоря, прекратились. Кого король казнил, кто на войне погиб, другие тоже нашли способы покинуть сей неуютный мир. Какие тут действия, на цыпочках ходить надо, и дышать в рукав!.. А если господин регент назначил главой королевской тайной службы своего верного человека — так тому и быть. Жаль только, не все это понимают, и не все хотят помнить свое место; некоторых, кажется, накрыло политическое поветрие.

Дело, может, и хорошее — только не для того, кто выбрал карьеру в тайной службе.

То, что все трое не имели ни малейшего отношения к сегодняшнему — точнее, назначенному на сегодня — покушению, было вполне очевидно. Даже господин начальник канцелярии не сделал ничего, хотя был врагом явным, вставшим в полный рост еще в первый день после переворота, и не стеснявшимся того. То ли удачу господин Кромер испытывал, то ли терпение начальства… а начальство испытывало — на нем — верность многих своих предположений, планов и действий, а попутно и приглядывало за тем, что происходит вокруг агайрца. Потому-то начальник канцелярии и дальше мог не бояться ни ареста, ни ножа в спину — пока не переходил от желаний к их осуществлению. Маяк — он и есть маяк, кто же в здравом уме будет его сносить, уж не уроженец приморского Брулена точно… Господин Эстьен был штучкой посложнее; его упорство в верности заслуживало уважения, а душевное противоборство между интересами личными и государственными было достойным предметом для наблюдений. Пожалуй, Эйк предпочел бы, чтобы победили личные пристрастия. Победи прагматизм и соображения рациональности, в тайной службе станет на одного лояльного сотрудника больше и на одного хорошего человека меньше. Только вот придется сегодня старшему цензору пойти на сделку с врагом, и придется — ради герцога Алларэ, которому любое действие непрошенных единомышленников повредит слишком сильно. Жаль, неприятный выбор, точнее уж — его отсутствие, но иначе не обойтись. Эстьен, конечно, встанет на первую ступеньку без колебаний, и это печально, потому что где первая — там и вторая. Причину, по которой алларец счел регента недостойным ни понимания, ни примирения, Эйк почитал совершенно осмысленной; да что там, он сам едва не покинул столицу,