- 1
- 2
Сергей Денисенко Только волны за кормой, только — чаечки… стихотворение-эссе[1]
«Я любил смотреть на него, слушать, читать…»Анатолий Кобенков. Из предисловия к посмертному сборнику Вильяма Озолина в серии «Поэты свинцового века». Красноярск, 1998 г.; главный редактор серии — Роман Солнцев.
«…Плакал в кубрике матрос,
словно в спаленке.
Ростом батьку перерос,
а как маленький!..»
Вильям Озолин Из стихотворения «Капитан»
«Вильяма в этой жизни не хватает»Название предисловия в книге Александра Лейфера «Мой Вильям». Омск, 2006 г.
…Помню, Омск сходил с ума:
шёл новаторский
праздник «Омская зима»
литераторский.
На большой лит. праздник-бал
(к чёрту хвoрости!)
и Озолин приезжал
в бывший гoрод свой.
Сам — хозяин, а — как гость
(«Где отметиться?»)…
…Мне с Вильямом довелось
близко встретиться.
Перед публикой в те дни —
с чьей указочки? —
выступал я вместе с ним
в одной «связочке».
(Я к тому, кто всё решал —
пусть «за давностью» —
и «указочку» держал, —
с благодарностью!)
А в душе — как «от винта»:
намозолено —
детство, юность, «Капитан»
В. Озолина.
Мне тот стих когда-то был
всех полезнее:
я ведь в нём почуял смысл,
смысл Поэзии!
Стало ясно дураку
(раньше — пo фигу):
смысл — не слово «гнать» в строку, —
Мысли — в строфику!
И шептал в тиши ночной,
как в отчаянье:
«Месяц шёл уже седьмой,
как отчалили…»[2]
…Я отвлёкся от «Зимы».
Кульминация:
выступаем в «связке» мы —
сплошь овация!
Эх, вернуть бы «статус кво»!..
Он — уверенный,
статный, рослый, взгляд — насквозь,
лик — обветренный.
А потом, вне суеты
и непафосно,
говорит: «Давай «на ты»!
Кровь однa у нас!..»
У меня ж — «щелчок» внутри,
голос врoде как:
мол, «меж нами — двадцать три
года-гoдика».
Как взлетел Вильям седым
буревестником!..
В общем, так Вильям моим
стал ровесником.
А на ужин — коньяка
вместе с сaлом мы!..
Свою книжку «Год Быка»
подписaл он мне.
…Шёл по Омску — «в доску свой»!
Но запомнилось,
чтo в глазах-очах его
грустью полнилось:
«Нет, не дал ты мне пропaсть,
«город-каторга»,
хоть и был порой — как пасть
аллигатора.
Жаль, вопрос, что плавит мозг,
все профукали:
кто ты, что ты, город Омск?
Счастье, мyка ли?..»
( …Струн гитарных перезвон —
словно радуга.
Стынут записи его
в фондах радио…)
…Ветром книжку «повело»
(листы — веером),
что написана светло
Сашей Лейфером;
адресованная — нам,
тем, кто мается
(книжка просто — «Мой Вильям»—
называется).
Точки боли на душе —
как заплаточки…
Двадцать первый век — уже
на «девяточке».
В послепраздничный бокал —
слов падение.
Год — ноль девять… Год Быка…
Совпадение…
Но тревoжным слово «там»
стало будто бы…
«Просыпался капитан,
глаза-буковки…»
Громко чайки поутру
хороводятся!
…Авторучка дрогнет вдруг —
и выводится
хореической строфой
(а не ямбом) клич:
«Как ты там, наш дорогой
Вильям Янович?
Там
немереных трудов —
тоже вoз, поди?
Там, где Толя Кобенков,
Солнцев… Господи!..»
И Вильяма голос-гром
слышу истовый:
«Ты тоской себя не гробь!
Небо — чистое!..
Так что ты, браток, держись,
гляди весело!
Не такие, брат, моржи
усы весили!..»
… «Эх, всё будет хорошо!» —
стонут чаечки.
…Год двенадцатый пошёл,
как отчaлил ты…
Книга В. Озолина Год Быка». Барнаул, Алтайское книжное издательство, 1989 г.
ДиН антология Константин Симонов Из окруженья...
Умирают друзья, умирают…
Из разжатых ладоней твоих
Как последний кусок забирают,
Что вчера ещё был — на двоих.
Всё пустей впереди, всё свободней,
Всё слышнее, как мины там рвут,
То, что люди то волей господней,
То запущенным раком зовут…
Умер молча, сразу, как от пули,
Побледнев, лежит — уже ничей.
И стоят в почётном карауле
Четверо немолодых людей.
Четверо, не верящие в бога,
Провожают раз и навсегда
Пятого в последнюю дорогу,
Зная, что не встретят никогда.
А в глазах — такое выраженье,
Словно верят, что ещё спасут,
Словно под Москвой из окруженья,
На шинель подняв, его несут.
Напоминает море — море.
Напоминают горы — горы.
Напоминает горе — горе;
Одно — другое.
Чужого горя не бывает,
Кто это подтвердить боится,—
Наверно, или убивает,
Или готовится в убийцы…
- 1
- 2