около 1598 года. Я прошу читателя быть снисходительным как к ним, так и ко мне.

II

«Записав столько трагических историй, — говорит автор флорентийской рукописи, — я приступаю к последней, самой горестной из всех. Я расскажу о знаменитой аббатисе монастыря Визитационе в Кастро, о Елене де Кампиреали, судебный процесс и смерть которой вызвали столько толков среди высшего общества Рима и всей Италии.

Уже около 1555 года разбойники были хозяевами положения в окрестностях Рима. Городские власти находились в полном подчинении у богатых фамилий, В 1572 году, то есть в год этого процесса, на престол св. Петра взошел Григорий XIII Буонкомпаньи. Этот святой отец отличался всеми апостольскими добродетелями, но как правителя его можно было упрекнуть в слабости. Он не сумел ни поставить честных судей, ни подавить разбойников. Глубоко скорбя о преступлениях, он не умел карать их. Ему казалось, что, осуждая кого-нибудь на смертную казнь, он берет на себя тяжкую ответственность. Следствием такой политики было то, что все дороги, ведущие к Вечному городу, кишмя кишели разбойниками. Для того, чтобы передвигаться сколько-нибудь безопасно, надо было поддерживать с ними хорошие отношения. Фаджольский лес, господствующий над дорогой в Неаполь через Альбано, был уже издавна штаб-квартирой правительства, враждебного его святейшеству; Рим был вынужден несколько раз, как равный с равным, вести переговоры с Марко Шаррой, одним из властителей леса. Силу разбойников составляла любовь, которою они пользовались у жителей окрестных деревень.

«В упомянутом живописном городке Альбано, расположенном поблизости от главной квартиры разбойников, родилась в 1542 году Елена де Кампиреали. Ее отец считался самым богатым патрицием в округе; он женился на Виттории Караффа, владевшей огромными поместьями в Неаполитанском королевстве. Я мог бы назвать нескольких стариков, здравствующих и поныне, которые хорошо знали Витторию Караффа и ее дочь. Виттория была образцом ума и благоразумия и все же, несмотря на это, не смогла предотвратить гибель своей семьи. Странное дело! Ужасные несчастья, которые составляют печальную тему моего повествования, не могут, как мне кажется, быть поставлены в вину ни одному из действующих лиц; я вижу несчастных, но не могу найти виновных. Необычайная красота Елены, ее нежная душа таили в себе великую опасность для нее и могли служить оправданием для Джулио Бранчифорте, ее возлюбленного, так же как полнейшее отсутствие ума у монсиньора Читтадини, епископа Кастро, тоже до некоторой степени смягчает его вину. Быстрым продвижением по церковной иерархической лестнице он был обязан своей честности и порядочности, а в особенности благородному выражению своего красивого лица, отличавшегося удивительно правильными чертами. Я читал о том, что один вид его внушал любовь.

«Далекий от всякого пристрастия, я не скрою, что один святой монах из монастыря Монте-Кави, которого часто, как святого Павла, заставали в келье приподнятым на несколько футов над землей единственно лишь силой божественной благодати, поддерживавшей его в таком необычайном положении^[5], предсказал синьору Кампиреали, что его род прекратится вместе с ним и что у него будет только двое детей, которые погибнут насильственной смертью. Именно благодаря этому предсказанию он не мог найти себе жену в своих краях и отправился искать счастья в Неаполь, где ему удалось заполучить и большое богатство и жену, духовные качества которой могли, казалось, изменить его злосчастную судьбу, если бы такая вещь вообще была возможна. Синьор Кампиреали считался человеком весьма добродетельным: он щедро раздавал милостыню. Не обладая достаточно тонким умом, чтобы подвизаться при дворе, он начал все реже наезжать в Рим и в конце концов стал жить в своем дворце в Альбано почти безвыездно. Он целиком отдался заботам о своих землях, расположенных в плодородной равнине между городом и морем. По настоянию жены он дал самое блестящее образование сыну Фабио, чрезвычайно гордившемуся своим происхождением, и дочери Елене, которая была чудом красоты, в чем можно убедиться по портрету, находящемуся в коллекции Фарнезе. Начав писать ее историю, я побывал в палаццо Фарнезе, чтобы посмотреть на смертную оболочку, которую небо даровало этой женщине, чья несчастная судьба наделала столько шуму в свое время и продолжает занимать умы людей и по сей день. Удлиненный овал лица, очень высокий лоб, каштановые волосы, выражение скорее веселое; большие глубокие глаза; темные брови над ними, образующие две совершенные дуги; тонкие губы, словно нарисованные знаменитым художником Корреджо. Среди других портретов, окружающих ее в галерее Фарнезе, она кажется королевой. Редко можно встретить подобное сочетание веселости и величия.

«Пробыв восемь лет воспитанницей разрушенного теперь монастыря Визитационе в городе Кастро, куда в те времена посылали своих дочерей римские вельможи, Елена вернулась домой, подарив на прощание монастырю великолепную чашу для главного алтаря его церкви. Как только она возвратилась в Альбано, отец за большое вознаграждение пригласил из Рима знаменитого поэта Чеккино, в то время уже достигшего преклонного возраста. Он обогатил память Елены лучшими стихами божественного Вергилия, а также Петрарки, Ариосто и Данте, его великих учеников».

Здесь переводчик принужден опустить длиннейшие рассуждения об оценке, дававшейся в XVI веке этим знаменитым поэтам. Елена, по-видимому, знала латынь. Стихи, которые ее заставляли заучивать, говорили о любви, но о любви, которая нам, живущим в 1839 году, показалась бы смешной; я хочу сказать о любви страстной, питаемой великими жертвами, могущей существовать только в атмосфере тайны и всегда граничащей с самыми ужасными несчастьями.

Такова была любовь, которую сумел внушить Елене, едва достигшей семнадцати лет, Джулио Бранчифорте. Это был один из ее соседей, бедный молодой человек, живший в небольшом домике на горе, в четверти лье от города, посреди развалин Альбы, на берегу поросшей густой зеленью пропасти в сто пятьдесят футов, на дне которой лежит озеро. Домик этот, расположенный у края величественного и мрачного Фаджольского леса, был впоследствии разрушен при постройке монастыря Палаццуола.

Единственным достоянием молодого Джулио Бранчифорте были его живая, открытая натура и неподдельная беспечность, с которой он переносил свою бедность. Его выразительное, хотя и некрасивое лицо тоже говорило в его пользу. Ходили слухи, что он храбро сражался под знаменами князя Колонны в рядах его bravi и принимал участие в двух или трех весьма опасных набегах. Не отличаясь ни